– Тоже мне герой, – фыркнул другой солдат и плюнул за борт. – Своими приказами он погубил столько подчиненных, что хватило бы еще на одну войну с Коалицией. Никогда не считался с потерями. Атака на Дердехилл. Послал семь сотен человек в смертельную атаку, а затем еще и накрыл поле боя артиллерией.
– Тот маневр был необходим, – заговорил я спокойно, выйдя на корму к солдатам. Не по мне было прятаться, да и хотелось посмотреть, как они заговорят, имея настоящего оппонента в споре. – Мы выманили на себя засевшего врага и разбили силы, в двадцать раз превосходящие наши.
Они замолкли, явно не ожидая моего появления.
– Генералу легко судить, – заговорил рядовой по фамилии Корнефос. Именно его я слышал поносящим Кастора. – Он ничем не рисковал.
– Каждое решение, подобное атаке на Дердехилл, давалось ему нелегко. Он как никто переживал за своих людей, а необходимые жертвы считал крайней мерой, когда все другие стратегии приводили к еще большим потерям.
– Тоже мне защитник нашелся, – Корнефос не скрывал своего призрения. – Ты был его любимчиком. Всегда при штабе. В безопасности. Даже здесь пользуешься прежними привилегиями. Пока мы несем наряды, ты отсиживаешься в каюте. Рабочка на судне тоже мимо тебя. Спасибо, хоть помогал заторы расчищать, а то мы и на это не рассчитывали. Думали, останешься с госпожой ждать, пока мы сделаем всю работу. Ты был ручным зверьком генерала, и только поэтому майор Тирон тебя оберегает.
Корнефос, окруженный товарищами, с позволения сержанта поносил меня в попытках задеть, но его слова были пустыми, не неся ничего, кроме ненависти. Интересно, кого он потерял в той войне? Брата? Отца? Всю семью?
– Кастор послал меня в ту атаку при Дердехилле, – я продолжал говорить спокойно, наблюдая, как Корнефос меняется в лице. – Каждое наступление на западном направлении под его началом, что, по вашему мнению, была неоправданной, бесчеловечной или пустой, включала меня и моих людей.
Я сам рвался в битвы, уже тогда мечтая о смерти, которую заслужил по праву. Однако те поиски всегда заканчивались одинаково. Костлявая старательно избегала меня, зато рядом стоящих косила без устали.
На корме повисла тишина. Был слышен только гул двигателя и плеск вод Унукалхай о борт «Канопуса».
– При Дердехилле выжило не больше двадцати человек, – проговорил рядовой Луксар, не веря тому, кто перед ним стоит.
– Четырнадцать, – уточнил я. – И то учитывая раненных, которые в итоге не протянули и недели. Когда мы выманили из укрытый окопавшиеся силы Коалиции и завязали бой, в живых от ударного отряда осталось от силы полторы сотни. Мы были окружены и в значительном меньшинстве. Грянувший следом артобстрел сравнял наши шансы.
Взрывной волной меня выбросило в какую-то землянку, а огненные щупальца, потянувшиеся следом, изуродовали всю спину, оставив жуткие шрамы. Если бы не обвал, еще мгновение, и я бы не оклемался. Пришлось провести в госпитале три месяца, прежде чем врачи пустили меня обратно на фронт.
Но прежде чем имперцы отыскали меня, два дня Кастор считал, что я мертв.
– Семьсот человек уничтожили пятнадцать тысяч. Затем наши войска прорвали оборону Коалиции и продвинувшись на сотни километров вглубь территории противника. Нужно ли объяснять, сколько погибло бы, решись Кастор вести войну по всем правилам? Тогда наживкой были бы не семь сотен, а все сорок, а то и пятьдесят тысяч.
Понимаете, о чем думала Коалиция? Если Кастор так поступал со своими людьми, что ему тогда враги. И мы полностью оправдали их самые худшие ожидания. Ни один суд не простил бы нам наших преступлений. Если бы мы проиграли, разумеется.
Солдаты молчали. Я видел ужас на их лицах, понимая, чем он вызван. Они застали лишь окончание той войны, где мы уже шли по землям врага как победители, как освободители от гнета захватчиков. Никто из них не видел, как мы начинали голыми руками вырывать свою свободу.
– Не знаю, что случилось с генералом спустя восемь лет, – я посчитал важным вернуться к тому, с чего завязался разговор, – но тогда вы не нашли бы человека, любящего Империю больше, чем Кастор.
– А что сейчас, лейтенант? – сержант вдруг вспомнил мое звание.
– Нас с вами как раз послали это выяснить.
11
Меня разбудил тяжелый топот армейских сапог по металлу.
Сонливость и сладкое забвение исчезли под натиском знакомых до боли звуков. Для полноты ощущений не хватало только воя сирен и криков взводного, командующего подъем по тревоге.
Мимо каюты пробежал рядовой Корнефос.
– Стрик, буди капитана. Будем отплывать в спешке.
Я по привычке спал в одежде. Мне оставалось только подорваться с койки, натянуть сапоги и схватить ружье с патронташем, чтобы быть полностью готовым к бою.
С берега до меня долетели воинствующие крики туземцев, едва я выбрался из каюты. И еще два выстрела девятимиллиметрового пистолета – образец, который имперцы приняли на вооружение уже после войны. Принадлежать он мог только Тирону и его людям, спустившимся на берег.