Алый король (ЛП)

Тропа привела легионеров на заваленное обломками плато — все, что сохранилось от арены. Ариман мысленно представил ярусы скамей, с которых клеветники изрыгали ложь о Тысяче Сынов, нагоняя страх на публику, и подиум Малкадора, где тот зачитывал обвинения в колдовстве. Наяву корвид заметил руины пьедестала, откуда Император изрек приговор Алому Королю.

Сыны Магнуса рассредоточились по арене. Их строй напоминал расправленные крылья, сходящиеся к Азеку и его кабалу.

Против адептов Тысячи Сынов вышло весьма разношерстное воинство.

Пальцы бойцов с обеих сторон легли на спусковые крючки и активационные руны мечей. Хватило бы мельчайшей искорки, чтобы в амфитеатре вспыхнул пожар битвы. Воздух мучительно задрожал, пропитавшись едва сдерживаемой жаждой насилия.

Ариман критически оглядел группу неприятелей.

В первую очередь его внимание привлек громадный, покрытый оранжевым лаком автоматон, который держал за шею извивавшегося человека. Пленника окружал ореол пси-света, настолько яркий, что черты мужчины почти терялись в сиянии, но Азек узнал бы Лемюэля Гамона где угодно, как бы сильно тот ни изменился. Хека тянулась именно к летописцу, и корвид побледнел, ощутив, сколь нечеловеческая мощь струится по жилам бывшего послушника.

Возле киборга стоял незнакомый Ариману техножрец с высохшим телом, которое поддерживала замысловатая система из стального каркаса и суспензорных полей. В ауре механикуса читалась немалая отвага, но за ней скрывался и неодолимо растущий страх перед распадом его организма.

Азек послал Хатхору Маату мысленный вопрос, и павонид медленно кивнул.

+Тогда начинай,+ отправил корвид.

Слева от автоматона расположились рунный жрец Бъярки и его уцелевшие бойцы. Перед Волком с жутко обгоревшим лицом стоял на коленях еще один пленник. Ариман вздрогнул от гнева, узнав в нем Менкауру; способности и свободу его друга ограничивал шипастый ошейник.

Между адептом и Лемюэлем находилась воительница в доспехах. Омерзительная пустота, дыра в бытии на месте души, выдавала в ней Сестру Безмолвия.

Мечник в латах Драконьих Народов прикрывал собой женщину, которая рухнула на колени при виде Камиллы. Азек понял, что перед ним Чайя Парвати — он постоянно замечал ее лицо во время многочисленных погружений в разум госпожи Шивани.

Наконец Ариман перевел взгляд на легионера в омытых дождем серебристо-серых доспехах и уже не смог отвести глаз: он хорошо помнил ауру этого воина.

— Ты — Пром из Тринадцатого.

— Верно, — отозвался тот, — однако приказы из Ультрамара более не имеют надо мной наивысшей власти.

— Когда-то я ответил бы, что подобное невозможно.

— И я бы согласился с тобой.

— Ты говорил здесь в защиту Алого Короля, — продолжил Ариман и увидел, как покоробило Волков упоминание о том, что Дион ранее поддерживал Циклопа.

«Удастся ли вбить клин в эту трещинку?»

Да, прозвучал в разуме Азека характерный голос Афоргомона. Но у меня есть клин, который войдет глубже любого из твоих.

— Твоя речь — великолепный образец ораторского искусства и неопровержимых доводов, — произнес корвид. — Благодарю тебя за то выступление.

— Хоть я и говорил в поддержку Магнуса, даже не надейся использовать ту ошибку против меня. Каждый день я сожалею, что не промолчал тогда. Твой примарх солгал на суде и предал нас всех.

Опустив посох на растрескавшиеся каменные плиты, Ариман указал на Лемюэля.

— Вы забрали то, что вам не принадлежит. Будьте любезны вернуть.

Пром шагнул вперед и покачал головой.

— Азек Ариман, я нарекаю тебя traitoris excommunicate — врагом Империума и вероломным сыном Императора. Приготовься к смерти.

Корвид повернулся к Люцию, и тот вздрогнул, когда в черепе у него раздались слова Азека.

+Действуй быстро,+ передал Ариман.

— Ты серьезно? — вслух отозвался мечник. — Я иначе не умею.

После бомбардировки амфитеатр Никеи лишился своих нуллифицирующих свойств. Участки из псионически инертных материалов, расположенные сложными геомантическими узорами, рассеялись пылью под ударами с небес. Сохранились лишь остатки подавляющего поля, которые ничем не могли помешать адепту, отточившему свои способности в недрах Черного корабля.

Хатхор Маат с изяществом хирургеона проник в мозг смертного, указанного ему Азеком, и скальпелем из силы Павонидов аккуратно изменил строение неокортекса[129] — по сути, заново создал его. Легионер не торопился и применял ровно столько энергии, сколько требовалось. Усилив ее приток, он обратил бы внимание имперских псайкеров на то, что с их соратником творится нечто подозрительное.

Распад плоти в черепе техножреца вызывал у Маата отвращение. Человек медленно умирал, но, что более важно, каждую секунду с ужасом думал о том, как его предал собственный организм.

«Страх — самая удобная трещинка в броне…»