– Мне это не кажется опасным, – сказал Бинто.
Он притронулся к краю карты, но тут же отдёрнул руку и пососал кровоточащий палец.
– Больно! – изобразил он второй рукой.
– У белкокошек острые зубы, – ответила я, возвращая карту к остальным. – И они путешествуют стаями.
Я проверила лезвие шпаги. Оно уже высохло, и я засунула клинок обратно в тубус.
– А как насчёт твоего лица и рук? – спросил Бинто. – Их тоже легко разглядеть в темноте.
Я с трудом удержалась от смеха. Точно такой же вопрос я первым делом задала ворам из банды «Чёрного галеона», когда они показали мне, как использовать зачернитель.
– Если я намажу этой штукой лицо, горожане точно решат, что я явилась с дурными намерениями.
Прежде чем Бинто успел засыпать меня новыми вопросами, я закинула сумку-тубус за спину и положила метательные карты в карман своего кожаного пальто. Похлопав угрюмого Квадлопо по шее и тем самым заверив его, что скоро вернусь, я трусцой побежала в сторону городка.
Я потратила несколько следующих драгоценных минут, готовясь к тому, с чем могла столкнуться. Для этого я включила свою арта туко – смекалку аргоси и талант к стратегическому мышлению.
Это было очень типично для моего приёмного отца – навязывать мне запутанные и противоречивые аксиомы, ожидая, когда я сама пойму, что они значат.
У Энны – моей приёмной матери – был другой подход к обучению обычаям аргоси. После того как Дюррал улёгся спать, она разъяснила мне этот парадокс.
Да, она оказалась не намного полезнее Дюррала в этом плане.
Однако, в конце концов я кое-что поняла. Смыл постоянной разработки планов в том, чтобы это происходило инстинктивно. Каждый раз, влипая в неприятности, вы изобретаете кучу схем для того, чтобы отвлечь противников или отключить ловушки. Если вы долго практиковались – я имею в виду: действительно долго, – ваши мысли ускоряются. Они теперь не текут плавно, а мчатся стремительным галопом. И когда вы окажетесь в гипотетической комнате, упомянутой Дюрралом, ваш мозг сам придумает способ сбежать.
Я, конечно, не так хорошо преуспела в арта туко, как Дюррал. А уж угнаться за Энной не мог даже он. И всё-таки были моменты, когда я начинала воспринимать мир подобным образом. Как будто… словно я видела всё вокруг совершенно по-новому. Дерево больше не было деревом – оно становилось лестницей, по которой можно подняться; или барьером, защищающим от смертельного удара; или шероховатой поверхностью, подходящей чтобы перетереть верёвку, если двигаться правильно.
Порой казалось, что физический мир исчезает, и на его месте возникают тысячи и тысячи механизмов и устройств, ловушек и уловок, которые только и ждут, чтобы я использовала их в своих целях.
Однако, из всех искусств аргоси арта туко – самое опасное. В подобном образе мышления есть какая-то холодность. Люди и животные начинают выглядеть всего лишь инструментами, а такие штуки как достоинство и порядочность могут вообще исчезнуть.
Так же бывает и с арта эрес – искусством защиты. Вы можете настолько увлечься, размахивая клинком, что забудете, зачем вообще его вытащили.
Мне очень жаль, мамочка. Я вовсе не хотела… Стоп. Если бы Энна была здесь, она напомнила бы, что для аргоси вина, горе и стыд – три названия одного и того же яда. Вы либо возмещаете ущерб, либо находите какой-то способ примириться с самим собой. Я не могла ничего возместить, поэтому бежала, не останавливаясь, – чтобы приёмный отец не догнал меня и дела не пошли плохо для нас обоих.
Я не могла оставить Бинто на произвол судьбы в пустыне, и это значило, что придётся найти ему дом. Тинто-Рея была единственным местом, кроме монастыря, которое он знал, и, стало быть, это наилучший выбор.
В городке стояла тишина. По крайней мере – за пределами шестнадцатифутовых стен. Должно быть, столетия назад тут находился замок или крепость, для которой и были выстроены эти укрепления.