Алый меч

Джером ощущал на своих плечах тяжкую ношу вины. Именно он принимал решения и безрассудно вел друзей вперед, рассчитывая на свою силу и бесстрашие. Он заставил друзей продолжать путь, когда У'уен, Эллайен и даже Килак начали сомневаться. Джером начал понимать, что тревоги его спутников по поводу прохождения сквозь таинственную арку и путешествия по катакомбам в поисках спасения были порождением не страха или неверия, а плодом разумных суждений. Лишь он один действовал необдуманно, тщеславно и крайне глупо.

Джером вновь задумался над вопросом, был ли причастен У'уен к их заточению. Но ведь эльф пытался предупредить спутников? И все же именно муукла'аянец привел друзей сюда и только он мог вернуться на поверхность. Наверное, так он уже и поступил. Теперь Джером перестал удивляться той легкости, с которой им удалось проникнуть в тайну древних развалин. Финлорианцам оказалось достаточно и одной преграды. Ради какой цели расставлена такая ловушка, его не заботило. Джером вынужден был признаться хотя бы себе самому, что жизнь подошла к завершению.

Юноша вдруг вспомнил о привязанных у ручья лошадях, которые скорее всего давно уже съели оставленный им овес. Животным будет нечем питаться, кроме скудного кустарника, кое-где росшего на выжженной солнцем, соленой и голой земле. Кони погибнут от голода, если им не удастся вырваться на свободу. Еще три смерти на его совести. Самых страшных, ведь беспомощным четвероногим не предоставили никакого выбора.

Образ Мариши пришел в его воображении на смену скелетам несчастных животных. Джером остановился, с болью и сожалением закрыл глаза. Воспоминания о прекрасной девушке поддерживали его на протяжении всех скитаний и мук, придавая решимости выбраться на волю. В голове Джерома звенели ее слова: никогда не сдавайся. Теперь лицо ее поблекло, очертания и краски сливались вместе в неясном тумане. Он потерял ее, как и все остальное, навсегда. Вспоминала ли Мариша о нем? Лучше бы ей обо всем забыть, подумал Джером.

Юноша открыл глаза и обнаружил на стене древнего коридора неглубокий альков с причудливым орнаментом, выложенным кирпичом. Похожие ниши встречались на всем протяжении катакомб и располагались в туннелях на равных расстояниях. На некоторых были нацарапаны послания предыдущих искателей сокровищ, последние слова родным и любимым. Кирпич и цемент, дело рук смертных, был, надо думать, податливее, чем каменное тело великой горы. Джером вспомнил, как усмехнулся, не понимая, зачем тратить силы. Это было признанием поражения, запечатлевшим тот час, когда человек, написавший послание, отступил перед отчаянием и безысходностью. Еше недавно Джером не мог представить себе чувств, приведших путешественников к такому печальному концу. Теперь, когда впереди маячила неминуемая гибель, их поведение казалось самым логичным и естественным.

Джером опустился на колени перед пустой стеной и вынул из-за пояса кинжал. Свет далекого факела почти полностью растворился в темноте, и он начал вырезать буквы вслепую.

* * *

В соседнем склепе — который сначала казался путешественникам усыпальницей короля Сабаота, но обернулся настоящей могилой — Эллайен встрепенулся, встревоженный едва слышным скрипом, раздававшимся из коридора, куда ушел Джером.

— Мы десятки раз ходили по этому коридору, — проворчал охотник. — Что он хочет там найти?

Килак продолжал рассматривать изорванный пергамент, на котором они отмечали свое путешествие через катакомбы.

— Ты должен восхищаться силой его духа.

— Из-за него-то мы и влипли, — простонал Эллайен.

Охотник отломил последний кусочек сушеного мяса, стараясь не обращать внимания на горький привкус. Килак сделал глоток из почти опустевшего бурдюка.

* * *

Джером остановился и вытер со лба пот. Начал он медленно, раздумывая над каждым словом. Но простая могильная надпись быстро переросла в последнюю дань спутникам, в мольбу о прощении. Вспомнились все: Эллайен и Килак, отец и односельчане, по отношению к которым он вольно или невольно поступил несправедливо, кого разочаровал за свою короткую жизнь. Не пропустил он даже Эллибе, свою настоящую мать, понимая теперь, что напрасно обидел ее, отверг человека, который пожертвовал ради него всем. И хотя Джером вряд ли когда-нибудь попытался бы поправить с нею отношения, в глубине души он знал, что напрасно обидел ее. Юноша за все хотел принести извинения, и теперь, кажется, настала последняя возможность.

Поначалу Джером тщательно и аккуратно выводил буквы, но постепенно начал резать и стучать как одержимый. Куски цемента и кирпича разлетались во все стороны.

Джером набросился на стену с такой силой, что неожиданно она просела и при очередном ударе обрушилась внутрь. От изумления юноша потерял равновесие. Отдышавшись, он подтянулся к бреши. Джером осторожно ощупал пальцами небольшой проем. Невероятно! Он начал орудовать кинжалом, и постепенно трещина превратилась в широкую дыру. Джером понял, что ниши не были простыми украшениями.

Они служили воротами.