Алый Первоцвет неуловим

Свидание было окончено. Оно выполнило свою задачу. Теперь Маргарита окончательно знала, что ей больше надеяться не на что, теперь нечего даже и думать о возможности спастись самой или спасти любимого человека. О сделке, предложенной Шовеленом, она предпочла бы и вовсе забыть, гордость ей не позволила даже расспрашивать далее.

Он встал и низко ей поклонился, когда она направилась к двери. Вокруг нее сомкнулся все тот же небольшой отряд и проводил ее обратно в тюремную камеру.

Глава XXIV Коллеги

Едва лишь за Маргаритой захлопнулась дверь, как до слуха Шовелена донеслись какие-то покашливания, позевывания и ругательства.

Свет от высоко мерцавших свечей не достигал углов комнаты, и теперь от одного из них отделилось нечто темное и направилось к столу, за которым он продолжал сидеть…

– Ну что, ушла эта чертова аристократка? – раздался вдруг грубый голос, и дюжее тело, одетое в просторный плащ и забрызганные грязью ботфорты и бриджи, появилось в небольшом освещенном пространстве.

– Да, – коротко сказал Шовелен.

– Проклятье, как долго болтали вы с этой шлюхой, – злобно прохрипело возникшее существо. – Еще бы минут пять, и я бы сам принялся за дело.

– В соответствии с данной вам властью это не входит в вашу компетенцию, гражданин Колло, – спокойно ответил Шовелен.

Колло д’Эрбуа медленно прошел дальше и плюхнулся огромным телом в кресло, только что освобожденное Маргаритой. Его тяжелое квадратное лицо выражало всю накопленную им за последние сутки усталость от бешеной гонки то верхом, то на рыночных колымагах. И настроение у него было соответственное, поэтому после холодных реплик Шовелена он взглянул на него со злостью цепного пса.

– Вы только теряли время с этой женщиной, – рявкнул он, ударив тяжелым кулаком по столу. – А все эти принятые вами меры далеко не так хороши, как вам кажется, гражданин Шовелен.

– Как мне кажется, они в основном придуманы вами и вами же приняты, гражданин Колло, – спокойно ответил тот.

– Я лишь добавил немного силы и решительности в ваши жиденькие идеи, гражданин, – прорычал Колло. – Я бы вам посоветовал прежде всего при первой же возможности вышибить у этой интриганки мозги.

– Вы совершенно не думаете о том, что подобные волевые решения полностью лишают нас шансов схватить Сапожка Принцессы, – сухо заметил Шовелен, с безразличием поведя плечами. – Как только его жена умрет, у проклятого англичанина сразу же пропадет всякая охота совать голову в приготовленную ему петлю.

– Это вы так считаете, гражданин. А я предлагаю вам самые надежные меры, чтобы женщина не сбежала, и я бы хотел, чтобы вы это поняли.

– Вы можете не беспокоиться, гражданин Колло, эта женщина теперь даже не попытается убежать.

– Ну а если попробует… – продолжал Колло д’Эрбуа и разразился потоком самых непристойных ругательств.

– Я думаю, она прекрасно понимает, что мы способны осуществить любую угрозу.

– Угрозу?.. О, это не просто угроза, гражданин… Разрази меня гром! Если эта баба сбежит, клянусь всеми чертями, я сам встану за гильотину и собственноручно поотрубаю головы всем здоровым мужчинам и женщинам Булони.

Лицо его при этих словах исказилось таким выражением нечеловеческой жестокости, таким стремлением убивать, такой жаждой крови, что Шовелен инстинктивно отшатнулся от своего коллеги. Впрочем, ничего удивительного нет в том, что, будучи благородного происхождения, прекрасного воспитания, именовавшийся некогда «господин маркиз де Шовелен», он вынужден был на протяжении всей своей карьеры страдать в этой грубой и оскорбительной для его нежных и тонких чувств среде революционеров, с которыми связал однажды свою судьбу. Просто-напросто отказаться от своей уже ставшей второй натурой привычки к изысканности и утонченности, чтобы чувствовать себя легко и естественно в обществе людей, подобных Колло д’Эрбуа или Марату в былые дни, он не мог. Все они уже давным-давно стали просто грубыми животными, более злобными, чем любой дикий зверь, более жестокими, чем самый кровожадный хищник.