Алый Пимпернель. Дьявол верхом

— Банда оборванцев! — с презрением произнес граф. — Пока армия остается верной королю, им ничего не удастся сделать. — Нахмурившись, он обернулся ко мне. — В этом столетии во Франции неспокойно. Когда в прошлом веке нашей страной управлял Людовик XIV — король-солнце, великий монарх — никто не осмеливался оспаривать его власть. В его эпоху Франция была впереди всего мира. В науках, в искусстве, на поле битвы никто не мог сравниться с нами. В тс годы народ не возвышал голос. Потом на престол взошел его правнук Людовик XV — весьма обаятельный человек, однако, совершенно не понимавший народ. В молодости его именовали Людовиком Возлюбленным, так как он был очень красив. Но легкомыслие, расточительность, равнодушие к воле народа сделали его одним из самых ненавидимых монархов, которых когда-либо знала Франция. Бывали времена, когда он не осмеливался проехать верхом через Париж, и для него специально строили дорогу в объезд. Именно тогда монархия стала непрочной. Наш теперешний король[145] добр и благороден, но, увы, он слаб. Хорошие люди не всегда оказываются хорошими правителями. Вы хорошо знаете, кузина, что добродетель и сила сочетаются весьма редко.

— Позволю себе не согласиться с вами, — возразила я. — Не будете же вы отрицать, что святые, умиравшие за свою религию зачастую мучительной смертью, располагали не только несомненной добродетелью, но и силой?

За столом на миг воцарилось молчание. Марго казалась обеспокоенной. Я осознала, что прерывать рассуждения графа, да еще противоречить ему было весьма необычным явлением.

— Фанатизм! — фыркнул он. — Умирая, они верили, что идут к славе. Что значат несколько часов мучений в сравнении с вечным блаженством? Но чтобы хорошо управлять, нужно быть сильным и уметь, ради целесообразности, иногда нарушать моральный кодекс. Важнейшее качество для правителя — сила.

— А по-моему, справедливость.

— Моя дорогая кузина, вы знаете историю по книгам.

— А как ее узнают другие?

— С помощью опыта.

— Для этого нужно прожить слишком долго. Разве мы никогда не выражаем мнение о деянии, которое сами не совершали?

— Если мы разумны, то будем выносить суждения с осторожностью. Я уже говорил вам о нашем короле. Он отнюдь не царственная личность, и, к несчастью, его супруга не слишком ему помогает.

— Вы слышали, как сейчас именуют королеву? — спросил Этьен. — Мадам Дефицит.

— Ее порицают за дефицит, — заговорил Леон, — и, возможно, справедливо. Говорят, что счета ее портных просто чудовищны. Ее платья, шляпы, причудливые украшения для волос, развлечения в Малом Трианоне[146], так называемая сельская жизнь в Ле Амо, где она доит коров в кувшины из севрского фарфора, повсюду служат темой для разговоров.

— А почему королева не должна иметь то, что хочет? — осведомилась Марго. — Она ведь не хотела приезжать во Францию. Ее заставили выйти замуж за Людовика. Она никогда не видела его до брака.

— Дорогая Марго, — холодно прервал ее граф, — естественно, что дочь Марии-Терезии[147] должна рассматривать как честь брак с дофином Франции. Ее приняли здесь с подобающим уважением, а покойный король был ею очарован.

— Не сомневаюсь, что он был очарован молодой и хорошенькой девушкой, — заметил Леон. — Мы все знаем о его пристрастии к ним — чем моложе, тем лучше. Примером может служить скандал в Оленьем парке.

— Это неподходящая тема для семейного ужина, Леон, — вмешался Этьен.

— Наша кузина — светская женщина и прекрасно все понимает, — возразил граф и снова обернулся ко мне. — Наш покойный король в старости обладал нередко встречающимся пристрастием к молодым девушкам, которых поставляли ему сводники. Он держал их в особняке, окруженном парком, где водились лани, — Оленьим парком.

— Неудивительно, что его называли Людовиком Возлюбленным, — заметила я.

— Он был очаровательным человеком. — Граф вызывающе улыбнулся мне.

— Очевидно, мое представление об очаровании отличается от вашего.

— Дорогая кузина, эти девушки подбирались из бедных семей. Король не мог использовать аристократок подобным образом. Никто их не насиловал и не принуждал. Они действовали по собственной воле, а иногда их даже приводили родители. Мидинетки с парижских улиц, девушки, не надеющиеся заработать честным трудом… Многих из них ожидала жизнь среди разврата и преступлений, другие трудились бы до конца дней, пока не умерли бы от чахотки или не ослепли бы от постоянной работы с иглой. Их единственное достояние — красота; ведь розы иной раз вырастают на навозной куче. Их замечали, подбирали и учили развлекать короля.

— А когда он уставал от них? — спросила я.

— Он был благородным человеком, и давал девушкам щедрое приданое. Сводники подыскивали им женихов, и они жили счастливо. Теперь скажите мне, дорогая кузина, что было лучшим для этих девушек — вянуть и умирать на навозной куче или, пожертвовать на короткое время добродетелью, получить в обмен легкую и беззаботную жизнь, а быть может, хорошую работу?

— Это зависит от того, какое значение они придают добродетели.