Алжирские тайны

Я еще никогда не слышал, чтобы традиционную формулу арабского гостеприимства произносили таким грубым голосом. Нунурс продолжает:

– Вы сделали то, что велел Жаллу? В тех пакетах все, что нам нужно?

– Да.

– Хорошо. Но не забывайте, капитан Наркоман, я постоянно слежу за вами, и вы мне не нравитесь.

– У меня нет желания кому-то понравиться.

– Вы убили французского офицера в больнице?

– Да. Это ведь была проверка, не правда ли?

– Товарищам на фронте действительно нужна кровь.

Квартира Нунурса находится в Баб-эль-Эде. Баб-эль-Эд – это часть города, где ютятся стена в стену белые бедняки и арабы, конкурирующие друг с другом ради ничтожного заработка. Большую часть района занимают новые многоквартирные дома, в одном из которых и живет Нунурс. Пока мы поднимаемся по лестнице, соседи громко приветствуют Нунурса и осведомляются о его здоровье. В этом квартале Нунурс во всех отношениях большой человек.

Я официально и грубо представлен Нунурсовой жене, Сафие. Сафия одета в традиционное арабское платье, но без чадры. Мое почтительное приветствие она выслушивает не поднимаясь со стула, а когда наконец встает и направляется на кухню, то начинает задыхаться от напряжения. Мне кажется, я слышу, как при ходьбе трутся друг о друга внутренние поверхности ее бедер. Сафия – женщина весьма упитанная. Едва ли она весит намного меньше Нунурса, зато на ее влажно поблескивающем лунном лике светятся глаза лани. Принеся из кухни несколько бутылок кока-колы, она садится и с каменным лицом, не сводя с меня глаз, принимается слушать наш разговор. Отвечать на ее взгляд было бы с моей стороны неразумно. Нунурс осведомляется насчет пирожных, и она лениво сообщает, что с едой придется повременить. Мне кажется, что Нунурс сейчас разорется, но не тут-то было.

– Жена – мое тяжкое испытание, – говорит Нунурс. – Она ниспослана мне с небес, чтобы испытать меня.

Сафия продолжает невозмутимо наблюдать за происходящим. Нунурс принимается откупоривать бутылки. У него свой метод. Он попросту сдавливает рукой стекло, и крышечка отскакивает. Заметив выражение моего лица, он говорит:

– Когда-то я был прекрасным спортсменом – не только пловцом, но также и борцом, и боксером. Я был чемпионом города Алжира по боксу. Вот смотрите!

Он встает со стула, поднимает его и крепко сжимает одну ножку зубами. Потом принимается расхаживать по маленькой комнатке со стулом в зубах, слегка напоминая при этом дрессированного тюленя. Наконец он ставит стул на место, сует мне под нос свои кулаки и угрожающе смотрит на меня.

– Этими кулаками я могу расколоть человеку голову, как кокос. Так что берегитесь, капитан Наркоман!

Сев и придя вдруг в хорошее расположение духа, он говорит мне:

– К тому же я был самым крутым бандитом в городе! Работал вышибалой в ночном клубе «Долли». У меня все бандиты по струнке ходили. Вы знаете клуб «Долли»? Я охранял торговцев наркотиками и проституток. Зарабатывал кучу денег и убивал людей, которые не уважали моего босса.

Ну и дела! Мне давно следовало догадаться, что за подноготная у этого типа. Нунурс – представитель «опасного сословия», подонков общества, пассивно разлагающейся массы, отвергнутой старым общественным строем. Он принадлежит к классу, который Маркс назвал «люмпен-пролетариатом». Как пишет Маркс в «Восемнадцатом брюмера Наполеона Бонапарта», люмпен-пролетариат состоит из «бродяг, бывших солдат, бывших заключенных, беглых каторжников, мошенников, шарлатанов, бездельников, воров-карманников, ловкачей, картежников, сутенеров, владельцев публичных домов, носильщиков, грамотных шарманщиков, тряпичников, точильщиков, жестянщиков, нищих», это «огромная аморфная, разобщенная масса». По утверждению Маркса, этот люмпен-пролетариат обладает ничтожным революционным потенциалом и представление о преступнике как о герое революции – это практически лишенное смысла романтическое заблуждение.

Нунурс придерживается несколько иного мнения по данному вопросу: