Амадора. Та, что любит…

— Я тут тоже с девушкой!

— Ты не понимаешь!

Он одарил меня влажным поцелуем, потащил за колонну и стал щупать мне грудь, как будто нам было по пятнадцать лет.

— Мне раньше так хотелось этого…

— Чего?

— Потрогать твою грудь. Ты ведь не давала…

А мне вдруг захотелось взять в рот его член… Клаудиу был парнем, за которым все девчонки бегали. И мне хотелось, но я скрывала и по собственной глупости ни разу с ним не переспала, хотя до него у меня было с полдюжины парней. Ему надоело, и он променял меня на Валькирию — дурнушку, которая давала всем без разбору… Злые языки раструбили, что в постели она была просто королевой, а уж кончала как… Они долго были любовниками. Мне, конечно, это не нравилось… А теперь член у него уже стоял. Я сжала его фаллос рукой и встала на колени. Он выпростал член, которого я никогда прежде не видела, и принялась сосать, вспоминая прошлое… Сосала я долго, и то больше целовала, чем сосала. Я встала, вытерла губы, и мы вышли из нашего убежища — из темного угла за колонной. Я пристально посмотрела на его расцвеченное огнями лицо. Он очень изменился, стал совсем не похож на прежнего Клаудиу. Я снова вытерла губы. Улыбнулась. Он тоже улыбнулся и стал несмело щупать мне грудь. Легонечко. Кто‑то приблизился. Уж не Валькирия ли?! Я обернулась и застыла от неожиданности. Клаудиу тоже посмотрел, не выпуская моей груди… Я потупилась. Женщина заговорила с ним по‑французски. Это, конечно, была не Валькирия, но уж очень походила на нее, словно сестра‑близняшка, двойник или клон. Я увидела, что молния на брюках у него расстегнута и виднеется влажный член. Он это заметил и застегнулся, да так, что псевдо‑Валькирия и не заметила. Она приблизилась ко мне. Я думала, она отвесит мне оплеуху, но, к моему изумлению, псевдо‑Валькирия тоже потянулась к моей груди, стала ее ощупывать, точно врач, и заговорила по‑португальски, хотя акцент выдавал в ней француженку.

— Хороша… Но у меня лучше. Хочешь потрогать?

Я не стала. Клаудиу попрощался. Уходя, они так громко болтали, что едва не заглушали музыку.

От Сорайи и ее французов я отделалась. Решила уехать, но на выходе боялась напороться на машину француза с шершавым языком. Поэтому рассудила, что лучше взять такси. Расплатилась кредитной карточкой и ушла, ни с кем не попрощавшись.

Я попыталась изъясняться на довольно плохом французском языке, но таксист оказался итальянцем. Красивым итальянцем. Я призналась, что я бразильянка. Он тут же сказал, что обожает бразильянок, мечтает съездить в Бразилию и очень любит кофе. Я тоже. Мы остановились, чтобы выпить эспрессо. Он проявил удивительную любезность — заплатил за кофе, открыл дверцу машины, денег за проезд не взял, зато впился в меня поцелуем и полез рукой под подол. Мы имели друг друга прямо в такси. Итальянским я не владею, но понимала все, что он говорил и, в порыве сладострастия, стонала по‑итальянски:

— Dio mio! Dio santo! (Боже мой! Святый Боже! (итал.)

Он протянул мне визитку с адресом и телефоном.

Уже светало. Я вспомнила о своем фокуснике и отворила дверь гостиничного номера. Постель Сорайи оказалась нетронутой, из чего я заключила, что она потащилась к своему французу, но стоило мне сбросить туфли, как в дверь постучали. Мне так хотелось рассказать о Клаудиу и о таксисте‑итальянце! Ночь абсурда!

Я отворила дверь, и ноги у меня подкосились. Это был фокусник!

— Мне нужно было увидеть тебя…

— А если тебя жена здесь застукает?

— Да ну ее к черту!

— Погоди. Я сегодня уже была с мужчиной.

— Мне нужен не только секс.

— А что еще?

— Да мало ли…

— Ты не знаешь, где я была…

— Ну и где же?

— Тебя там только не хватало.

— Мне нужно было тебя видеть.

— А мне надо принять душ.

— Перебьешься. Ты у меня из головы не выходишь.

Без душа мне не обойтись. После четырех незнакомых мужчин… Нет. Никогда! Надо бы еще и зубы почистить… Я увернулась от поцелуя и заперлась в ванной. Быстренько приняла душ. Вышла словно заново родившаяся, готовая к любовным фокусам, на какие мой фокусник был способен.

Я помнила отличный секс в пристанище нищих, но разве что‑нибудь заменит постель! Кровать в номере была односпальная, но мы превратили этот узкий прямоугольник в океан наслаждений. На другой день мы повторили все эти фокусы, и так продолжалось до конца гастролей. Он приходил устрашающе часто. Однажды заявился три раза за один день — утром, днем и вечером. Сорайя уже стала сердиться, что ей без конца приходится выходить из номера… Так продолжалось изо дня в день, до последнего представления, когда занавес опустился.

Я пришла в ужас, когда он признался, что подмешивал жене в еду и питье снотворное, чтобы можно было сбежать… Сбежать?! Да, сбежать. Так и сказал. Действительно, после снотворного бедняжка насилу держалась на ногах во время представления. Это еще куда ни шло. Но зачем он произнес слово сбежать? Я ничего не ответила, но стала избегать встречи с ним и, когда турне закончилось, ушла из цирка.