Амальда

В одну ночь колдовством Билимера и Герминафрида на острове Урфрарим была воздвигнута церковь из черного мрамора, с алтарем и всеми прочими надлежащими атрибутами, однако ж искаженными непрочной памятью магов, не ступавших в Божий храм с раннего детства. Сисенанд и Амальда были поражены величием и красотой церкви, одна Урсулетта почувствовала, что находится в месте если не порочном, то уж по крайней мере бессмысленном – каким бы ни был приятным взгляду храм, не чувствовалось в нем ни благодати, ни уюта, и невозможно было вообразить, чтобы здание это удалось приспособить хоть для какого-либо дела. Слишком холоден, чтобы жить или держать скот, слишком пуст, слишком мрачен, чтобы возносить молитвы и ждать ответа Бога – разве что какого-либо алчного, злого бога.

Однако в полдень внутри собрались все жители острова Уфрарим: Герминафрид, Билимер, их воспитанники Сисенанд и Амальда, а также Урсулетта, в качестве подружки последней. Зная о близкой разлуке, юная графиня тайком проливала слезы, которые, когда бывали замечены, принимались остальными за свидетельство умиления. Только когда Урсулетта взяла перед алтарем Амальду за руки и расцеловала в обе щеки, ее истинные чувства стали понятны:

– Ах, милая моя Амальда! Как счастливы мы были! Навеки же теперь расстаемся – так не забудь свою Урсулетту, столь многим тебе обязанную!

Только теперь Амальда вполне поняла, что должно воспоследовать. Она бросилась было к Билимеру, коего полагала своим отцом, прося о заступничестве, но дорогу ей заступил Сисенанд.

– Я выйду отсюда только с женой! – Воскликнул он. – Ибо так заповедано, и я верю Герминафриду, отцу моему, как богу. Ты же ею станешь или Урсулетта, меня не волнует.

Графиня д’Амбинье, слыша подобные слова, издала возглас возмущения.

– Ты изловил меня, как зверя, Сисенанд. – Ответила она. – И даже зная, что я человек, не шевельнул и пальцем, чтобы искупить хоть долю своей вины. Даже под страхом смерти я не пошла бы под венец с подобным человеком.

Амальда казалась пораженной не меньше.

– Я не могу стать женой брату моему – или тому, кого всю свою жизнь полагаю братом.

Не ведая, сколь напрасно она щедра на ласковые слова, Амальда сделала шаг навстречу Сисенанду, открыв объятия.

– Но не сомневайся в моей любви. Ты всегда можешь прийти ко мне, и я утешу тебя. Ты положишь голову свою на мои колени, и я успокою твои мысли, я причешу твои волосы. Ты будешь устал и грязен, я омою ноги твои…

– Ты говоришь о таких малостях, которых которых никогда не будет мне достаточно! – Вскричал Сисенанд. – Если же ты, полагая меня братом, не хочешь дать мне большего, я возьму от Урсулетты!

И жених бросился к невесте, но оттолкнул ее с пути, направляясь дальше, к застывшей меж черных мраморных колонн графине. Днем ранее Сисенанд узнал, как поступают звери – увенчанные рогами длинноногие самцы гонят самку, пока та не выбивается из сил, затем берут то, что требует их природа. Прежде Сисенанд мог верить только словам своих опекунов, но теперь ему открылись тайны природы, которым он не знал иного толкования. Не понимая разницы меж людьми и зверями, Сисенанд сбил графиню д’Амбинье с ног, намереваясь заключить с нею тот брак, каким он единственно его себе представлял. Даже Билимер и Герминафрид поняли, что происходит нечто, что не входило в их планы. Однако они успели лишь вскочить со своих мест, скованные изумлением, тогда как Амальда бросилась на Сисенанда, стремясь воззвать к его разуму, оттолкнуть от Урсулетты.

Та кричала, живо вспомнив тот раз, когда злоумышлением Сисенанда попала в капкан, беспомощная и раненная. Вывернувшись, оставив только лоскут ткани в руке нападавшего, Урсулетта порскнула в тени в глубине храма.

– Не вини его, милая Амальда! – Сказала Урсулетта, когда дыхание ее позволило ей произнести хоть слово. – Он не знал иного. Как и ты.

Это было справедливое во многих отношениях замечание. Однако Амальда чувствовала себя оскорбленной – за себя и за Урсулетту. Она встала во весь рост перед Сисенандом и произнесла:

– Ни одна из нас не станет твоей – ни женой. – Сказав это, Амальда сорвала с пальца кольцо, которое заставил ее надеть Билимер когда-то, обещая так ее Сисенанду – и не дав никаких пояснений. Однако более ей и не требовались слова отца, она до всего дошла своим умом. – Ни сестрою более – хоть я и прощаю тебе твою ошибку.

В гневе Сисенанд выхватил кинжал и поразил им Амальду в самое сердце, как привык бить на охоте зверя, вставшего на дыбы.

Урсулетта закричала, точно в тот же миг и ее сердце поразила роковая сталь. Она упала на колени, будто нега смерти охватила и ее собственное тело. Амальда уже лежала бездыханной на антрацитовых плитах пола. Глаза ее, распахнувшиеся больше в изумлении, нежели в ужасе, так и остались открыты. Сисенанд протянул руку, чтобы опустить веки убиенной им, но отшатнулся, вдруг осознав всю кощунственность своего движения.