Амальгама

– Сегодня нам с вами, друзья мои, предстоит разгадать тайну этих венецианских штуковин. А опыты будем ставить над их послом. Тогда-то мы во всем и разберемся.

Рыцари стояли по периметру стен императорского шатра молча. Все знали вспыльчивый характер Фридриха, и лишний раз никто не хотел привлекать к себе внимание Барбароссы своими высказываниями. Но было очевидно, что многие рыцари просто не верили венецианским слухам и снисходительно смотрели на своего взволнованного правителя.

Встревожен был один только Райнальд фон Дассель, архиепископ Кельнский.

За долгие годы мытарств и испытаний этот отважный человек научился слушать свой внутренний голос. Сегодня внутренний голос просто вопил: «Тревога! Опасность!», поэтому осторожный священнослужитель и бесстрашный воин не разделял благодушного настроения усмехавшихся рыцарей. Он опасался древних зеркал не меньше своего правителя и искренне верил в их особенные способности.

Так, прежде, чем отправить из Милана в Кельн знаменитую священную золотую раку с мощами волхвов, Райнальд фон Дассель распорядился вложить в нее одно из старинных венецианских зеркал, которое обладало, по слухам, какими-то уникальными способностями. По его мнению, это должно было многократно увеличить божественную силу чудотворных мощей. Правда, сам архиепископ наотрез отказался посмотреть в это зеркало и потребовал того же от своих слуг, укладывающих зеркало в золотую раку. Ничего на свете не боялся отважный фон Дассель, а вот венецианских зеркал опасался.

Пока рыцари позванивали шпорами, переминались с ноги на ногу, поправляли богатые перевязи и с нетерпением ожидали увлекательного представления, кельнский архиепископ встревоженно оглядывался по сторонам и инстинктивно ждал какой-то неприятности. В шатер вошел слуга, приблизился к императору и что-то зашептал ему на ухо. Фридрих на это спросил:

– Бежать пробовал? – и после того, как слуга отрицательно покачал головой, отдал приказание: – Давай зови.

Слуга поспешно удалился.

Через несколько минут в шатер ввели Энрико Дандоло. В этот раз его слуги стояли очень близко от Дандоло, справа и слева, и как будто даже придерживали венецианского посла. Тот, не мигая, смотрел перед собой и был гораздо бледнее, чем вчера.

– Ну, здравствуй, венецианский посол. – Барбаросса усмехнулся. – Что-то ты бледен сегодня. Ни в чем не хочешь мне признаться?

– О великий император! – Дандоло говорил все тем же низким убедительным грудным голосом. – Сегодня я пришел для того, чтобы подтвердить свои вчерашние слова. Тебе совершенно не стоит опасаться зеркала. Для того чтобы развеять сомнения, я готов первый посмотреть в него и смотреть в него настолько долго, сколько будет угодно вашему величеству.

– Ну и отлично! – Барбароссе не терпелось поскорее начать зрелище. – Эй, вы! – крикнул он слугам Энрико Дандоло. – Открывайте зеркало, черт бы вас всех побрал! Сейчас ваш хозяин будет туда смотреться!

От цепкого взгляда Барбароссы не укрылся тот факт, что слуги, сдергивая покрывало, смотрели в сторону, явно опасаясь глянуть в зеркало, но, конечно, стараясь это не демонстрировать. «Надо будет этих хитрецов тоже обязательно перед зеркалом поставить, – подумал Барбаросса. – А то больно резвые!»

Когда тяжелая дорогая ткань упала на пол шатра, Энрико Дандоло сделал решительный шаг вперед и оказался прямо перед большим, величиной в человеческий рост, зеркалом. Оно было обрамлено искусной деревянной резной оправой и держалось на тяжелой подставке. Рыцари, как бы ни было велико их сомнение в том, что зеркало обладает какой-то силой, тем не менее тихонечко отодвинулись в сторону и сейчас в зеркале отражался только один человек – Дандоло. Воцарилось долгое молчание. Византийский посланник, без всякого сомнения, смотрел прямо в зеркало.

Барбаросса медленно подошел к нему и выглянул из-за плеча венецианца. Ничего особенного действительно не происходило. Фридрих видел перед собой в зеркале открытое красивое лицо Энрико Дандоло, а за ним – себя, огромного, рыжебородого и взлохмаченного. Вообще, странная нелюбовь к зеркалам сыграла с Фридрихом злую шутку. Он вдруг отчетливо увидел, как грязен и некрасив его шатер, как неряшливы и неопрятны его подданные. Все это становилось особенно очевидно, когда рядом находился Дандоло, красивый, величавый, весь какой-то светлый и чистый. Фридриху вдруг стало неудобно за свой ужасный внешний вид, и он смущенно потупился. Странно, как он мог еще недавно иметь какие-то дурные мысли против этого мужественного венецианского посла, да, собственно, и всей Венеции? Барбароссе вдруг захотелось чем-нибудь великодушно наградить Дандоло, но он вдруг с удивлением понял, что не может вообще ничего делать, пока ему не прикажет этот замечательный человек.

– Садись, император, на свой трон, – тихо проговорил Дандоло.

Вот только теперь Фридрих смог сделать несколько шагов на негнущихся ногах и послушно сел на краешек трона.