Амалия и генералиссимус

Я и представить себе не могла, что такое произойдет всего через неделю с лишним в этом странном, полузнакомом городе, название которого означает «слияние мутных рек». Более того, уже на второй день после приезда я размышляла о том, как бороться с очевидно ожидавшей меня здесь скукой. Правда, есть синема — стена к стене с обиталищем Магды и Тони, в последнем же мне явно придется проводить немало времени. Что ж, и за это спасибо.

А дальше я предприняла попытку взяться за дело.

— Дорогой Тони, — сказала я, усаживаясь в скрипучее ротанговое кресло и обмахиваясь номером «Малайян моторист», — я очень благодарна за то, что вы согласились помочь мне в этом деле. Я бы даже сказала, что без вас не смогла бы сделать ровным счетом ничего.

Тони, помещавшийся в своем инвалидном кресле, вежливо наклонил голову, овальные стеклышки его очков молочно блеснули.

— Он попросту счастлив помочь, — пояснила Магда, сидевшая в углу комнаты Тони на втором этаже «Колизеума» и беспокойно прислушивавшаяся к звонкам мороженщика на тротуаре. — Но скромность лишает его дара речи. Правда, не более чем на мгновение, предупреждаю тебя заранее. Дар вернется. И со страшной силой.

Я проигнорировала это предупреждение.

— Сейчас расскажу вам обоим, в чем состоит само дело, — продолжила я, — то самое дело, для которого мы сюда приехали — но сначала одна мелочь. Я услышала сегодня, когда вы вселялись, как Магда провозгласила: майор Энтони Дж. Херберт-младший. Скажите, Тони, вы ведь действительно майор? Я вдруг впервые задумалась, как мало о вас знаю…

Это была моя первая ошибка в общении с этим человеком. И непоправимая.

— А что я сам знаю о себе, мадам Амалия? — горестно-звенящим голосом отозвался Тони и покачал головой. — Что? А ведь так хочется знать и понимать самого себя абсолютно правильно. Насчет майора же — здесь все сложно, весьма сложно. Дело в том, что майор — это высший пик моей карьеры. А дальше со званием и с карьерой возникли проблемы.

— Майор какой армии? — подсказала Магда. — Кстати, Тони, мне стыдно, но я и сама не знаю. Точнее, не могу выговорить. И не очень хочу.

— Бэйянской, конечно. Она же — императорская, хотя с титулом тут вышла маленькая сложность, потому что наш патрон сначала согласился стать императором, потом отказался. Такая вот неприятная история. Если бы она сложилась по-другому, то меня сегодня здесь бы не было, дорогой мой птенчик (тут он повернул профиль с торчащей седоватой бородкой к Магде), а это было бы так грустно, согласись. Стоял бы я в императорских покоях, блестя полковничьими эполетами. Да нет же, генеральскими — уж не будем мелочны. А ты бы играла на саксофоне…

— А я и так на нем играю, — прервала его Магда, показав крупные зубы среди алых поблескивавших губ.

— А майором я был у тогдашнего командующего Бэйянским, столичным то есть, округом — у генерала Юань Шикая. Он же президент, он же…

Магда неприлично громким звуком прочистила горло:

— У этого? У душителя китайской революции? Тони, я не знала об этих черных пятнах в твоей биографии. Это значит, и ты сам — видный душитель китайской революции, хоть и всего лишь в майорском звании?

Тони вскинулся отвечать, его остановил мой хохот. Я представила себе, как Тони, украсив нос очками, душит ну хотя бы курицу. И поняла, что вот этого он сделать не сможет. Вежливо предоставит эту привилегию кому-то другому, отвернется, не станет вмешиваться — да, возможно. Все прочее — нет.

Строго говоря, до этого момента я видела Тони у себя в кабаре, и не только там, много раз, но — по множеству печальных причин — почти с ним не общалась, и особо не думала, что же это за человек. Так что вывод насчет курицы вдруг сделал мою жизнь лучше.

Тони тем временем барабанил пальцами обеих рук — довольно сильных на вид рук, надо заметить — по подлокотникам своего кресла, нервно двигая бородкой туда-сюда.

— Я сдерживаю гнев, — объяснил он нам. — Так вот, Магда, о безнадежная любовь моих закатных дней — объясни, ты что же, испытываешь особо теплые чувства к китайской революции? Я лично, имевший с ней непосредственное знакомство, таких чувств не питаю. Китайская революция — это когда из вагонов выгружаются тысячи непонятно чьих солдат, с лицами, лишенными какого-либо выражения. Хотя — есть выражение, испуганная радость и голод, пожалуй. Грабят ближайшие кварталы, оставляют на улицах трупы и снова грузятся в вагоны, потому что город должны вскоре взять другие солдаты, надо торопиться. И, на мой скромный взгляд, как же эту самую революцию было не придушить? Обязательно это следовало сделать. Вот только не получилось. Знаете что, дорогие дамы, когда-нибудь я умру…

Тут Тони сделал драматическую паузу и продолжил:

— И это будет самый счастливый день не только в моей жизни. А на могиле — если она вообще будет — напишут: он хотел удушить китайскую революцию, но не смог. А надо было.

— Да я же ничего такого, — заметила Магда. — Просто между делом поинтересовалась. Ну, если ты так ставишь вопрос — то почему твой Юань ее не придушил? И что ты вообще у него там делал?