Амандина

Однажды вечером, когда Валенская играла, полковник вошел в салон, неся в руках ее тяжелую белую шелковую шаль. Он остановился за ее спиной и нежно окутал плечи графини. Его руки задержались, нервно вздрагивая. Она замедлила темп, но не остановилась. Он начал говорить, она продолжала играть.

— Может, мы куда-нибудь сходим? Мне хотелось бы пригласить вас в одно очаровательное заведение, где я бываю время от времени.

— Вы хорошо знаете, что я редко выбираюсь из дома по вечерам и никогда в компании офицера оккупационных войск. Тем более в бар.

— Сегодня вечером вас приглашает не представитель Вермахта, а человек, который пытается ухаживать за вами, Валенская. — Он впервые опустил ее титул. — И что заставило вас думать, что я поведу красивую женщину в низкопробный бар?

— А куда еще? Недочеловекам разрешается посещение только заведений второго сорта.

— Позвольте доказать вам, что из каждого правила есть исключения.

У полковника были две причины для подобного демарша. Кроме естественного желания завязать с графиней более близкие отношения и снизить накал противостояния между завоевателем и побежденной стороной, он преследовал еще одну цель: многие члены оккупационного корпуса начали посылать за своими семьями. Генерал-губернатор Кракова, Ганс Франк, несколькими днями ранее публично объявил: «Мир прекратит свое существование прежде, чем нацисты оставят Краков», — тем самым поощряя порыв солдат соединиться с их семьями, которые ждали на родине. Полковник вовсе не был одним из тех, кто бросился писать жене. Она сама отправила ему телеграмму. «Ich freue mich Sie wiederzusehen. Я жду нашей встречи», — было написано в ней. Назрела необходимость ответа.

Эмоционально чуждые друг другу большую часть времени их брака, полковник и его жена в совершенстве владели мастерством фарса, умея хладнокровно создавать картину любви и семейного благополучия ради детей. Но когда дети выросли и разлетелись из отчего дома, муза войны призвала полковника и стала, как он думал, его единственной госпожой. Вермахт сотворил богиню. Война была ею. Так было, пока он не встретил женщину с оленьими черными глазами, легкой походкой пересекающую рыночную площадь Кракова. «Действительно ли я люблю графиню? Не знаю, никогда не испытывал ничего подобного, к сожалению, нет опыта. До сих пор».

Этим вечером он хотел сообщить графине о нависшей угрозе прибытия семей некоторых членов их маленького мужского сообщества, а еще наблюдать за выражением ее глаз, когда он скажет, что, возможно, и его жена присоединится к ним. Новые правила игры. Но как распознать, о чем она думает? Все эти месяцы он учился понимать выражение ее глаз, а не прислушиваться к тому, о чем она говорит.

Графиня говорила. Что-то о патриотизме.

— Меня нельзя назвать пылкой патриоткой, полковник, и я легко признаю, что не сильно переживала, больше беспокоясь о состоянии мраморных полов или прически, избегая ужасной правды об оккупации моей страны. Но я недочеловек, полковник, я — полька. Вы пачкаете себя, «ухаживая», как вы выразились, за одной из нас? Что заставляет вас думать, полковник, что вы мне желанны? Что я знаю о вас? Чем вы занимаетесь, когда уезжаете утром, что вы совершили или еще совершите во имя вашего кровожадного маленького божка? У чести есть оборотная сторона — верность. Это не присяга, но вы поклялись, полковник. Другими словами, разве вы не должны следовать выбранному пути? Какой бы он ни был. Я прошу вас не принимать мое гостеприимство за что-то большее. Я даю кров вам и вашим сотрудникам, ожидая со всей вежливостью, на какую способна, когда вы покинете мой дом и мой город.

Графиня резким движением сбросила шаль, в которую полковник так нежно кутал ее плечи несколько минут назад. Он подхватил тяжелую ткань и вернул на место. Придерживая шелк на плечах женщины, проговорил спокойно:

— Мадам, вы цитируете присягу SS, я не присягал. Немецкая раса, как все другие, разнообразна в своем воспитании и убеждениях. Я давно бы застрелился прежде, чем меня принудили бы к действиям определенного характера. Но вы давно это поняли, Валенская. И кое-что еще…

— Что, полковник?

— Вознаграждение или отмщение? Пожалуй, это то, чего я ждал.

Глава 24

Это произошло в конце июня 1940 года — 22 июня, чтобы быть точными — приблизительно через неделю после столкновения между графиней и полковником. Они сохраняли вооруженный нейтралитет. Общались за столом, играли на фортепьяно друг для друга после обеда, но никаких бесед тет-а-тет. Полковник, однако, действительно предупредил Валенскую, что некоторые из его помощников перевезут своих жен и маленьких детей в Краков и, пока другие квартиры не будут найдены, семьи обоснуются в ее дворце. Как всегда, она была ангелом добра, расконсервировала семейные реликвии, отыскала в забытых чуланах детские кроватки или другую мебель, а также полотняные простыни, надежно помещенные в кедровые сундуки. Полковник так и не упомянул собственную жену. В этом не было необходимости. Его молчание она расценила верно. Она заботилась о нем. Пока этого было достаточно. Пока…