Амазонка бросает вызов

Удовлетворённый ответом Самуэль что-то записал у себя на листке. У меня в колонках тоже уже было по два пункта. В левой ненависть и кратковременность, а в правой любовь и длительность.

— Раз уж мы заговорили об архитектуре, я позволю себе сделать стремительный прыжок во времени, с вашего позволения. — Мастер Ли поправил складки на своих хакама, добросердечно оглядывая тихий и послушный класс. — Века между Античностью и Просвещением не такие тёмные, как принято о них говорить, особенно это касается арабской цивилизации или китайской. Но в целом в этот период отсутствовало искусствоведение как таковое. В Европе царило христианство и отступление от религиозных догматов строго каралось, в исламских странах было и до сих пор запрещено изображение чего-либо, кроме абстрактных фигур, поэтому искусство тоже находилось в жестких рамках, в Китае всё подчинялось конфуцианству и строгому регламенту экзаменации, где столетиями переписывались одни и те же темы. И вот я сразу сунусь в девятнадцатый век, к широко известному Фридриху Ницше. Философ углублялся в вопрос искусства, и в результате разделил его на два типа, аполлоническое и дионисийское, по именам двух древнегреческих богов. Кроме того, он рассматривал искусство по мере пластичности, наименее пластичным из всех была музыка, потом, по нарастанию, пение, поэзия, литература, живопись, скульптура, архитектура. Как видим, архитектура у него была наименее искусством из всех других, сухая, скупая пластика и ничего более. Почему? Потому что дома и постройки, в первую очередь, должны быть функциональными, нести не творческую свободу, а применимость, удобство и комфорт, прогибаться под необходимость жизни, а не перебарывать её, превозмогая примитивные нужды. Если бессмысленную картинку можно повесить на стену или снять с неё, то дом, которым невозможно воспользоваться, строить и вовсе никто бы не стал, так ведь?

— А пирамиды? — повторил Хоши, засмеявшись.

— В любой непонятной ситуации ссылайся на пирамиды, — веселясь, пробормотал под нос себе Вернон.

— Если рассматривать их как каприз фараона, — пожал плечами мастер Ли, — то, конечно, это искусство, и не соответствующее предназначению архитектурного объекта, если же это храм, то тут уже другие требования. В абсолютном своём смысле религия и искусство не имеют тождественности, и у культовых построек и предметов другое предназначение, чем у общекультурных или бытовых. Грубо говоря, обыденная вещь должна быть удобной, культурная красивой, а религиозная — внушающей трепет. В крайнем проявлении — страх, в лучшем же случае непонимание и ощущение в человеке своей беспомощности и зависимости от высших сил. Поэтому религиозные постройки страдают гигантизмом — они должны давить на человека, заставлять его слушаться и не противоречить, обезличивать. Там обезличивается и автор, потому что верующим нужно знать одно: всё создано Творцом, а остальное — вторично. И претендовать на роль Творца — преступно. Как видите, при такой догматике трудно развивать творческое начало и свободное искусство. Потому и, лично для меня, такое выражение как «религиозное искусство» парадоксально. В искусстве хотят выражаться люди, отдельно взятые личности, проявляющие себя авторы, в то время как в любой религии автор всем и всему один — Бог, и иначе быть не может. Мы же всё-таки говорим сейчас о философии Ницше, светской, позволяющей человечеству сочинять и творить. По его логике искусство делилось на аполлоническое — созидательное, рациональное, гармоничное, оптимистичное, и дионисийское — иррациональное, разрушительное, вычурно-абсурдное, пессимистичное. Аполлон был богом солнца и света, покровителем искусств вообще, а Дионис был богом виноделия, веселья и экстатических празднеств, растительности и единения человека с природой через религиозные мистерии. Таким образом, Ницше хотел показать, что есть вдохновение, а соответственно и творчество, которое приходит свыше, а есть низменное, приходящее от земли, а не небес. В этом имеется некое повторение Эмпедокловых начал — Любви и Ненависти. Кроме того, не знаю, обращал ли внимание на это Ницше, но надо иметь в виду, что Аполлон был рождён обычным способом, матерью Летой, а Дионис появился из бедра Зевса, то есть, сам по себе он уже был иррационален…

— Сделанный через задницу, короче, — подытожил вслух Диэйт и, когда на него развернулись некоторые товарищи, а так же упал взгляд мастера Ли, парень опустил зарумяневшееся лицо: — Извините.

— Так тоже можно сказать, — не стал его порицать мужчина, кивнув, — всё, что делается неправильно мы так и обозначаем в наше время. И у меня к вам возник вопрос, как вы думаете, какого же типа искусства нужно придерживаться нам, золотым, в своих предпочтениях? Аполлонического или дионисийского?

— Аполлонического, — подняв руку, сказала я, — потому что оно дарит свет, идёт от солнца и оно — разумно.

— Есть ещё варианты? — улыбнулся мастер Ли.