Амазонка пустыни

Иван Павлович даже не понял. Какое хозяйство у по-стового офицера? Борщ из котла. Иногда денщик на вто-рое сжарит или сварит что-либо. Баранью ногу, убитого фазана или утку, козлятину или кабана. Хлеб привозят из полка, из хлебопекарни. Так же и чай, и сахар, и рис… Только ром, который он любит подливать в чай, состав-ляет его хозяйство и заботу.

— Но вы могли бы иметь молоко, масло, — сказала Фанни, когда Иван Павлович рассказал, как идет у него хозяйство. — Можно приготовить и наше донское кислое молоко, и каймак…

— Откуда?

— Я достану, — и опять самонадеянный мальчишка-озорник глядел на него из-под упрямых локонов хоро-шенькой барышни. — Можно будет сегодня попросить у вас взять лошадь для Царанки? Он поедет по моим делам.

— Какие у вас дела?

— Я хочу наладить вам хозяйство. Мне нужны лоша-ди для моих разведок. Я надеюсь найти золото, застол-бить участок.

— Что же, сами мыть думаете? Шурфовать? — на-смешливо сказал Иван Павлович.

— Там увидим. Может быть, и продам участок, если найду выгодного покупателя.

— Здесь нет золота.

— А я найду.

— Да для чего оно вам?

— Я хочу быть богатой. Богатство дает свободу. Я могу тогда поехать, куда хочу. Буду путешествовать.

— Скажите пожалуйста. Если бы это было так легко и просто, многие бы разбогатели.

— У меня счастливое будущее.

— Цыганка вам это нагадала?

— Нет. Хиромантка. По руке. Я верю в хиромантию. Задорный мальчишка стоял перед ним. Он протяги-вал ему свои маленькие ладони и говорил, задыхаясь от торопливости. Маленькие ручки были перед лицом, каш-тановый локон щекотал щеку, и свежий запах молодой девушки пьянил его.

— Вот это — линия жизни. Видите, какая она глубо-кая и четкая. А вот сколько маленьких линий ее пересека-ют. Это — приключения и опасности, это — перемена места, это — путешествия.

Близко-близко сверкали темные в серо-синем ободке задорные глаза, виден был нежный пушок, покрывавший щеки, и румянец под ним.

И жар охватывал Ивана Павловича.

«Неужели власть женщины так сильна, — думал он, — неужели и я, равнодушный к ее обаянию, так просто паду и низринусь в пучину любви?»

Но она уже отошла от него. Ее внимание отвлек орел, паривший над домом и тень от которого странным иерог-лифом ползала по песку перед верандой.

— Это орел? — восхищенно и, как ребенок, кладя па-лец в рот, спросила Фанни.

— Беркут, — отвечал Иван Павлович.

— Можно убить его?

— Попробуйте. Это не так легко.

— Я? — глаза у Фанни разгорелись, и опять задор-ный мальчишка, в синей шерстяной юбке, стоял перед ним.

Фанни схватила свою винтовку, приложилась и вы-стрелила. Орел сделал быстрый круг, поднялся выше и про-должал парить.

— Позвольте ваше ружье, — сказал Иван Павлович. Она молча отдала ему ружье.

Иван Павлович прицелился, грянул выстрел, и орел камнем упал на скат, на берегу Кольджатки.

— Ах! — воскликнула Фанни и в слезах от униженно-го самолюбия убежала в свою комнату.

«Нет, просто это ребенок», — подумал Иван Павло-вич, и, как бы нехотя, его мысль договорила ему: — И может быть отличным товарищем.

VI

Царанка привел лошадей.

Это были отличные каракиргизские горные лошадки, легкие, сухие, живые и энергичные. У них были маленькие, изящные головы с большими злыми глазами, сухие, креп-кие ноги и прекрасные спины с горбом. Их было три.

И откуда он их достал? И Иван Павлович, и казаки поста отлично знали, что хороших лошадей до ярмарки достать трудно, почти невозможно. А вот достал же!

— Ты где же, Царанка, лошадей достал? — спраши-вали его Иван Павлович и казаки, окружившие лошадей.

Калмык только ухмылялся счастливой улыбкой.

— Моя достал, — гордо говорил он. — Моя для ба-рышня все достал. Скажи: Царанка, птичье молоко до-стань, моя достанет. Такой калмык. А лошадь — калмык знает, где достать.

— Да где же, где достал-то, чудак-человек? — спра-шивали сибиряки, уязвленные в своем самолюбии, что вот приезжий, чужой человек, а их перехитрил.

— Далеко! — улыбался Царанка.

— Ну где? В Каркаре? Или Пржевальске?

— Моя не знает где. Вон там, — и калмык махнул в сторону Китая.

— Так ты в китайской земле был? Сумасшедший ты человек.

— Народ хороший. Добрый народ. Лошади хороши! Ух, хороши. Маленькие лошади. Наши калмыцкие боль-ше. Только хороши лошади.

Правда, за лошадей были заплачены большие день-ги, но зато это были настоящее торгауты, выведенные из самых недр Центральной Азии, считающиеся близкими родственниками дикой лошади, сильные, резвые и не-обыкновенно выносливые.