Амазонка пустыни

— Но я мог бояться и за товарища.

Они перевели лошадей на шаг и въезжали на пост, где казаки с нетерпением ожидали возвращения лихой девушки.

Фанни, перед тем как слезать, повернулась к Ивану Павловичу и сказала, мило улыбаясь: «Спасибо, дядя Ваня, на добром слове…»

И это ласковое слово точно солнечным теплом согре-ло одинокую душу Ивана Павловича.

VIII

Фанни каждое утро уезжала вдвоем с Царанкой. Она ездила на Аксае, на котором красиво сидела в полной гар-монии с лошадью. Куда она ездила, она не говорила. Но пропадала надолго, до самого обеда.

На вопрос Ивана Павловича, куда она ездит, она ответила: «На Кудыкину гору», — а потом, точно стыд-но ей стало грубого ответа, добавила: «Тренирую ло-шадь».

Ее лошади от работы, корма и заботливого ухода, которым их окружил Царанка, стали блестящими, стат-ными и красивыми. Им завидовали казаки поста.

Но она не тренировкой лошадей была занята. Она ез-дила с какой-то определенной целью, она что-то делала, потому что ездила с сумами на седле, и эти сумы Царан-ка таинственно приносил в ее комнату. Сумы были тяже-лые.

По ее подвижному живому лицу Иван Павлович все-гда знал, что у нее — была удача или нет. Но она ревни-во берегла свои секреты. А он не допытывался. Да и какое ему дело!? Он так был рад, что установились до некото-рой степени товарищеские отношения, и ему казалось, что им обоим удалось взять верный тон во время обедов, ужинов и бесед. Мучило только одно. Что «говорят» те-перь и в Джаркенте, и на Тышкане, и в Хоргосе, и в Суй-дуне, словом, везде. Ничего не было. Жил в одном доме с ним сорванец-мальчишка, но говорили, должно быть, черт знает что. И Ивану Павловичу жаль становилось милую Фанни…

Так прошло две недели. Создалась привычка, и, ког-да Фанни опаздывала к обеду, Ивану Павловичу было беспокойно и скучно и он ходил взад и вперед по веран-де, мурлыкал какую-то песню и все посматривал на горы, ожидая увидеть ее серый кафтан и папаху…

В комнату ее он никогда не входил. Она прибирала ее сама.

— Я еду на четыре дня, — сказала ему однажды Фанни.

— Ваше дело, — сухо сказал Иван Павлович.

— Да. Но говорю, чтобы вы не беспокоились.

— Я не беспокоюсь. У меня на это права нет. — Будто?

Он не допытывал, куда она едет. Почему-то решил, что в Джаркент за покупками.

Ему было скучно эти четыре дня. Недоставало тем-ных от загара маленьких ручек, наливавших ему его боль-шую чашку чаем и подававших ром, недоставало ее маль-чишеской усмешки, ее легких движений и аромата ее во-лос. Вечера казались скучными, и не тянуло смотреть с веранды на темное небо и яркие звезды. Даже по ее ка-бардинской шапке и винтовке, исчезнувшим на эти дни с гвоздя в его кабинете, он скучал.

Да, — стыдно было Ивану Павловичу в этом со-знаться, — но он хандрил в отсутствие Фанни…

Она приехала еще более загоревшая. Ее волосы ста-ли светлее и больше отдавали в золото, чем в каштан. Солнце пустыни не шутит. Она была пыльная, усталая, но по сверкающим глазам Иван Павлович заметил, что сча-стливая.

Она пошла купаться в Кольджатку, захвативши с со-бою тонкий шелковый халат и туфельки, и через час воз-вратилась, сверкающая свежестью, неся в руках кафтан, шаровары и сапоги.

— Ну и прожарилась я в этом костюме, — восклик-нула она, поднимаясь на балкон. — Что же, вы недоволь-ны, что я вернулась?

— Нет, Фанни… — он ее первый раз так назвал.

— Будто? — с сомнением покачивая головой с мок-рыми волосами, небрежно скрученными большим узлом, сказала Фанни.

Они пообедали молча. После обеда она сказала:

— Дядя Ваня, я хочу с вами посоветоваться. Пойдем-те ко мне.

Он не узнал теперь убогую комнату для приезжаю-щих.

Ковры и вышивки, кисейные занавески, бриз-бизы на окнах, роскошное покрывало на одеяле и на подуш-ках — это все было женское. Но стол и ящики подле сто-ла и полки в углу, заваленные книгами и кусками камен-ных пород, — это уже было от того самоуверенного «мальчишки», который непрошеным гостем явился к не-му на пост.

Большой букет альпийских горных цветов, на-бранный на плоскогорьях, стоял в глиняном дунганс-ком кувшине, а рядом лежали молотки, маленькие кирки и ломики заправского минералога или золото-искателя.

Стоя у окна, освещенная яркими лучами, она брала куски камней со стола и подавала их один за другим Ива-ну Павловичу.

— Что вы скажете насчет этого? — протягивая боль-шой полупрозрачный кусок нежного розового цвета, ска-зала она.

— Это розовый кварц.

— А это? — и она протянула ему кусок почти черно-го минерала, похожего на стекло.

— Это базальт.

— А это?

— Если не ошибаюсь — Лабрадор.

— Да, милый дядя Ваня, — и не только Лабрадор, но нефрит, ляпис-лазурь, орлец лежат здесь у самого вашего носа.

— Я, да и все это знают. Скажу вам больше. Где-то на Среднеазиатской ветке, но только в стороне от нее, на-шли серу…

— Да ведь это преступление — не разрабатывать все это.

— Ничего подобного. Не строить же нам, бедным по-селенцам, дворцы из нефрита и базальта и украшать их колоннами из орлеца и ляпис-лазури.

— Нет. Конечно, нет. Но вывозить их.