Дверь квартиры, открытая настежь соболезнующими, да так и оставленная, вжалась в стену и жалобно заскрипела. Выносили гроб. Теща, с сурово сдвинутыми бровями даже в смерти, блеклыми щеками и повязанным по-деревенски платком, которых сроду не носила, поплыла вниз по лестнице, величавая и монументальная. Мужики торопливо домусолили бычки и спустились следом.
Гроб уже стоял внизу у подъезда на двух табуретках, чтобы соседи и все прочие, не планирующие ехать на кладбище, могли попрощаться. Какие-то тетки, притворно сокрушаясь, по очереди подходили поглазеть на покойницу и сложить свои гвоздички в гроб. Одна из них, трагически вздыхая, как раз потянулась чмокнуть усопшую в лоб, как покойница вдруг громко чихнула. При этом вишневая косточка из варенья, которой Алевтина Ивановна и подавилась насмерть, поедая собственноручно приготовленные блинчики, вылетела изо рта и, с силой стукнув по лбу скорбящую, прыгнула в сторону. Покойница открыла глаза и в полном недоумении уставилась на нависшее над ней лицо.
Лицо отчего-то покрылось смертельной бледностью, местами с зеленцой, открыло напомаженный узкий рот, с жадностью хватая воздух, потом закатило глаза и повалилось куда вбок, шумно всхлипнув. Над Алевтиной Ивановной засияло небо, пока еще голубое и ясное, но с низко скользящими ласточками. «К дождю,» – подумала она и только чуть погодя сообразила. – «Я что, на улице лежу? Почему это, собственно?» Попытавшись встать, Алевтина Ивановна обнаружила, что локти упираются во что тесное и неудобное. Ухватившись за это что-то ладонями, она села в гробу и с недоумением обвела глазами собравшуюся вокруг толпу. Толпа, в свою очередь, ахнула и в едином порыве отпрянула назад со смесью ужаса и изумления на лицах. Скорбные гвоздики посыпались на асфальт. Алевтина Ивановна оглядела себя и вдруг все поняла.
«Это чего же? Чего же это такое делается? Вы что удумали, ироды? Живого человека хоронить?»
«Это ты, нехристь, закопать меня решил? Я вот тебе сейчас, собака,» – нащупав гневным взглядом обмершего зятя, грозно пообещала она и неловко принялась выбираться из гроба. Шаткая конструкция из ящика и двух табуретов, не рассчитанная на столь беспокойных покойников, повалилась на бок и мнимоусопшая вывалилась на лежащую без чувств на асфальте соболезнующую. Сверху ее накрыл, зловеще громыхнув, перевернувшийся гроб.
Толпа, истошно взвизгнув, начала стремительно растекаться в разные стороны.
«Мама?» – робко спросила Севина супруга, не решаясь подойти.
«Да вы очумели совсем?» – копошилась Алевтина Ивановна. – «Помоги мне, дура!»
Женщина послушно бросилась поднимать мать. Это совершенно точно была она, в здравом уме и твердой памяти.
Всеволод и Василий с места происшествия позорно бежали вместе с толпой.
***
Алевтина Ивановна негодовала уже битый час и не могла угомониться. Шутка ли, чуть не похоронили! Ну и родственнички, будь они не ладны!
«Как так можно было ошибиться? Уму непостижимо! Живого человека зарыть собирались,» – бушевала она. Воображение ее живо нарисовало в голове картину как приходит она в себя на двухметровой глубине в полной темноте и начинает колотить в забитую и насмерть присыпанную землей крышку гроба. Тут ее обуял такой ужас, что Алевтина Ивановна стремительно отогнала от себя жуткое видение и принялась ругаться с удвоенной силой.
«Но ведь врач сказал …,» – робко пыталась оправдаться дочь.
В этот момент позвонили в дверь.
«Где больная?» – устало осведомились приехавшие на скорой помощи медики, сторонкой обходя стоящий в коридоре гроб. Что с ним делать, еще предстояло решить.
«Какая больная? Это я больная?» – громко возмутилась воскресшая. – «Я Вас всех переживу.»
«Понимаете, мама немного не в себе. Мы ее сегодня хоронить должны были. А у нее давление и …,» – лепетала несчастная женщина.
«Про хоронить не понял. А Вы сами то себя хорошо чувствуете? Присядьте-ка на стул. Настя, измерьте давление,» – скомандовал фельдшер.
«Это мне надо давление мерить,» – оповестила врачей выпавшая на минутку из центра внимания недоусопшая. – «Это я тут пострадавшая. Чуть не похоронили заживо.»
«И Вы присаживайтесь,» – миролюбиво предложил фельдшер. – «Всем все измерим, всех похороним и дальше поедем.»
Последняя фраза явно была лишней. Алевтина Ивановна взорвалась: «Шуточки шутить изволите? Такой вот – юморист хренов меня мертвой и признал.»
«Николай Петрович, 180*140. Нитратиков?» – перебила ее мед. сестра. Фельдшер на секунду отвлекся: «Да, да, конечно.»
«Я с тобой разговариваю,» – взвыла воскресшая и вцепилась двумя руками в белый халат медика, мощным рывком отодрав пуговицу на груди.
Через полчаса от дома отъезжало уже две машины скорой помощи. Одна увозила Севину супругу с гипертоническим кризом, вторая – Алевтину Ивановну, накачанную успокоительным по самую макушку, с нервным срывом. Шутка ли, пережить воскрешение? Тут у любого крышу снесет.
***
Николай Петрович и Нина за полгода совместной работы начали понимать друг друга с полуслова.