Амедео Модильяни

Вспышка туберкулеза зимой 1900 года вырывает его из этого монотонного однообразного круга. Его легким требуется юг, щедрый дядюшка дает ему деньги, и в шестнадцать лет перед ним впервые открывается вся роскошь южной Италии: Неаполь, Капри, Амальфи, затем Рим с торжественной службой в соборе Святого Петра... Он пишет восторженно-наивные письма своему ливорнскому другу Оскару Гилья: «Капри, одно название которого было способно пробудить во мне вихрь образов, полных красоты и античного сладострастия, кажется мне сейчас царствием вечной весны. В классической красоте здешней природы для меня таится какое-то вездесущее, неописуемое ощущение плоти. И несмотря на множество англичан с “бедекерами” в руках, которые заполнили этот остров, он все еще встает из моря, как сверкающий волшебный цветок»[¹ Виленкин В.Я. Амедео Модильяни. М„ 1996. С. 67.].

Новые люди, впечатления, звуки, пейзажи оголяют его нервы, обостряют зрение, вливают в сердце энергию жизни и молодости.

«Приступы напряженнейшей энергии охватывают меня целиком, - признается он Оскару Гилья из Рима, - но потом проходят.

А мне бы хотелось, чтобы моя жизнь растекалась по земле бурным радостным потоком. Тебе ведь можно сказать все: что-то плодоносное зарождается во мне и требует от меня усилий.

Я в смятении, но это такое смятение, которое предшествует радости и за которым следует головокружительная непрерывная духовная деятельность»[² Там же. С. 67-68.].

Обнаженная на диване. Около 1909

Частное собрание

Женщина в желтом жакете (Амазонка) 1909

Частное собрание

Возвратясь ненадолго домой, он в начале мая 1902 года записывается во флорентийскую Свободную школу рисования обнаженной натуры под руководством Джованни Фаттори. Во Флоренции же он открывает для себя и несравненных живописцев итальянского кватроченто: Боттичелли, Фра Анжелико и Симоне Мартини, чьи великие тени еще бродили по старым флорентийским монастырям и соборам. Возможно, он мог видеть здесь и прекрасный памятник епископу Орсо сиенского скульптора Тино де Камайно, чья скорбно склоненная узкая голова так поразительно напоминает позднейшие портреты художника.

А в марте 1903 года Модильяни уже переезжает в Венецию продолжить занятия в Свободной школе обнаженной натуры Института изящных искусств Венеции. Правда, здесь он предпочитает студенческим постановкам свободное и ничем не скованное изучение натуры в кафе и местных борделях, возможно, следуя в этом Тулуз-Лотреку и делая быстрые зарисовки со случайных знакомых.

И здесь, как и во Флоренции, уроки тонкой, изысканной живописи примитивов оказываются для него гораздо полезней, чем уроки современных ему педагогов. Художник Соффичи вспоминал, как он был изумлен показанными ему Модильяни «страстными эскизами по искусству сиенской живописи Треченто и особенно по венецианскому Карпаччо, которого он, видимо, особенно любил в тот момент»[¹ Кристоф Дорис. Амедео Модильяни. М„ 2003. С. 11.].

Однако старая Венеция предлагала всем не только музейную живопись, но и остро актуальные приманки для глаза. Летом 1903 года на венецианской биеннале демонстрировали свои работы лучшие художники европейского модерна и символизма: Джеймс Энсор, Одилон Редон, Густав Моро, Альфред Кубин и Эдвард Мунк. Их истомленные как будто душевным недугом герои, прихотливые и словно усталые линии, преданность снам и пряная, душная, будто отравленная, красота не могли не увлечь Модильяни, влюбленного в странные и демонические образы Шарля Бодлера.

Мадам Помпадур. 1913

Институт искусств, Чикаго

Обнаженная в шляпе. 1907-1908

Частное собрание

Влияние модерна - его любовь к изгибу, к некоему излому и уклончиво-женственной линии,его склонность к несколько болезненной и рафинированной красоте и враждебность к голой реальности, к яви - будет в той или иной степени присутствовать в живописи Модильяни почти до конца его дней.

Что еще известно нам о жизни Модильяни в Венеции? Только то, что именно там он приобрел свою порочную склонность к наркотикам. Спустя многие годы его венецианский друг Гвидо Кадорин вспоминал, что он «часто ходил с Модильяни в церкви, а также на сеансы, организованные и финансируемые одним неаполитанским бароном, упитанным, одетым в хороший серый костюм, по имени Куколло или Кроколло. Баронет заходил за ними вечером в Академию, и они шли вместе в квартал Гвидесса, где с местными девочками приобщались к радостям оккультизма и гашиша»[² Амедео Модильяни в воспоминаниях дочери и современников. С. 49.].

Не случайно именно из Венеции, словно оправдывая себя, он пишет своему другу письмо, в котором так наивно, по-детски, доказывает превосходство художника над другими людьми и его право на иную мораль.

Кариатида. 1913

Частное собрание