– Эдмон? – прошептала она. – Эдмон…
– Я здесь, в глубине конюшни, по эту сторону, – послышался голос маркиза.
Амелия обнаружила его сидящим на соломе: маркиз склонился над жеребенком медового цвета. Стоящая рядом с ним кобыла нюхала своего детеныша.
– Красавица! – с гордостью объявил Эдмон. – Ее зовут Блондинка. Кличку придумала сама императрица Австрии! Не подходите, Амелия, я выйду. Мать и ее пока еще беспомощная девочка больше во мне не нуждаются.
Он поднял голову и улыбнулся. Его янтарные глаза горели такой страстью, что Амелия вздрогнула. Когда он подошел к ней, ее с такой силой потянуло к нему, что она уткнулась лбом в его плечо. Его руки сомкнулись у нее на спине… Такие теплые, ласковые руки.
Амелия не сопротивлялась. Она не знала, что объятия могут быть уважительными. Маркиз нежно расцеловал ее в щеки, но не коснулся губ.
– Прошу прощения, я не смог устоять, – выдохнул он ей в ухо, после чего отступил.
– Я не сержусь на вас, Эдмон, – сказала она. – К тому же это я должна просить у вас прощения за внезапное вторжение. Но меня так поразил визит императрицы… и в то же время я расстроилась. Все произошло так стремительно и трогательно… Скажите мне правду: я должна уехать, отправиться в Коньяк вместе с Нани?
– Боже мой, Амелия, успокойтесь! Кто же сможет заставить вас уехать? И вы ведь обещали, что не покинете меня!
Эдмон больше не мог выносить пытку, которой подвергал себя вот уже почти два года. Он смотрел на молодую женщину, словно мучимый жаждой заблудший путник, который наконец нашел правильный путь.
– Вы так красивы! – добавил он. – Я был глуп, когда принял решение лишить себя вашей красоты: это словно перестать любоваться розой из страха уколоться о ее шипы.
– Да, достаточно было бы к ней не прикасаться, – тихо произнесла Амелия. – Эдмон, не будет ли бестактностью с моей стороны поинтересоваться, о чем вы говорили с ее величеством?
– Конечно нет, ведь речь шла о вас. Сисси – я предпочитаю называть ее так – удалось утешить меня. Поскольку она была удивлена и даже упрекала меня в том, что я создал невыносимую для вас ситуацию, я открыл ей свое сердце; глядя в ее прекрасные глаза, полные отчаяния, я почувствовал, что освободился от удушающей тяжести. «Мы – жертвы роковых обстоятельств, – сказала она мне, – а не их виновники». Затем добавила, ласково и в то же время серьезно: «Если вы так любите Амелию, пришло время сказать ей об этом». Я ответил, что последую ее советам, рискуя при этом поставить вас в неловкое положение в случае, если вы не можете ответить мне взаимностью…
Молодая женщина покраснела, однако, собравшись с духом, спросила:
– И это все?
– Не совсем. Мне было велено жениться на вас, если вы все же хоть немного меня любите.
Маркиз улыбался. От нахлынувших чувств Амелию стала бить дрожь. Они были одни в глубине конюшни, одни в этой укрывающей сообщников темноте. Однако у нее не было никакого желания уходить отсюда, от этого магического круга, в котором они оба оказались.
– Эдмон, мне кажется, что я люблю вас уже давно, – призналась она, прижимаясь к нему. – Не отпускайте меня! Я так испугалась, осознав, что мы можем расстаться.
Он сжал ее в объятиях, и Амелия, очарованная, восторженная, вновь почувствовала тепло его рук. Эдмон покрыл ее лицо легкими, нежными поцелуями, затем сделался более пылким и стал целовать ее в шею, наслаждаясь шелковистостью ее кожи. Амелия закрыла глаза, когда он с трепетом коснулся губами ее губ.
Звук чьих-то шагов снаружи вернул их в реальность. Они поспешно отстранились друг от друга, после чего, счастливые, обменялись улыбками.
– Мы скомпрометированы, – заметил Эдмон.
Блеск в его глазах говорил о том, что для него очень важно произошедшее, и Амелия растаяла. Хозяин поместья вновь был счастлив; он уже не был тем молчаливым, обрекшим себя на одиночество мужчиной, каким его видели все в последние месяцы.
– Если только вы не женитесь на мне, – сказала она.
– В самом деле… Амелия, окажете ли вы мне честь, приняв приглашение поужинать вместе? Этим вечером, в охотничьем домике. Это будет ужин при свечах, у пылающего камина.
– С удовольствием принимаю ваше приглашение, маркиз.
– Буду ждать вас в восемь, баронесса.
После пережитых втайне страданий они словно опьянели от безудержной радости.
Амелия выбежала из конюшни. Она плакала и смеялась, не веря своему безграничному счастью, обрушившемуся на нее стремительно, подобно урагану.
Запыхавшись, она остановилась на крыльце особняка, чтобы полюбоваться мирным пейзажем, купающимся в лучах солнца. Она так нежно любила эти холмы с виноградниками, известковую, почти белую почву, серебристые ручьи и высокие ясени.
Австрия была далеко, очень далеко. Поместье Бельвю будет для нее надежным пристанищем, укрывая ее своими невидимыми крыльями, сотканными из груза прошедших лет, воспоминаний о минувших празднествах и страстной любви хозяина поместья.