Амелия

Хотя читатель тоже, без сомнения, томится неизвестностью, мы все же просим прощения за то, что, прежде чем удовлетворить его любопытство, остановимся сначала на описанном нами в этой главе событии, которое, как мы считаем, заслуживает некоторого объяснения. Критик, я убежден, уже смекнул, что я имею в виду дружелюбное обращение Джеймса с Бутом, чего, судя по тому, о чем мы повествовали прежде, вовсе не приходилось ожидать.

Следует напомнить, что единственной причиной гнева, коим один из этих джентльменов воспылал против другого, послужила клевета мисс Мэтьюз, убедившей полковника, будто его приятель низко и злонамеренно чернит его.

Известно, что из всех орудий мести дьявол особенно коварно обходится с теми, кого он использует для осуществления злобных намерений разгневанной женщины, ибо, как только оскорбивший ее возлюбленный отомщен, ее гнев неизбежно сменяется раскаянием, и вся ярость, которую она обращала на предмет своей любви, обрушивается теперь с удвоенной силой на голову его убийцы.

Поэтому как только мисс Мэтьюз услыхала, что Бут убит (а первая весть была именно такой) и что убил его какой-то полковник, она тотчас вообразила, что это дело рук Джеймса. Она была крайне потрясена этим известием, и сердце ее тотчас же смягчилось. Все, что прежде питало ее страсть, вновь предстало ее глазам в самом ярком и привлекательном свете, а все, что вызывало ненависть, постепенно погасло и исчезло; если у нее и оставалось еще воспоминание о чем-нибудь, вызывавшем прежде досаду, то сердце тотчас ревностно устремилось на защиту Бута и вскоре убедило ее в том, что ее собственные поступки заслуживают куда большего порицания, нежели поведение Бута, и разве только подлец мог бы повести себя на его месте иначе.

Пребывая в таком душевном состоянии, она считала себя убийцей невинного человека и, что было для нее еще более мучительно, человека, которого она любила и все еще продолжала любить со всей страстью, какую только можно себе представить. В полковнике Джеймсе она видела теперь только орудие, с помощью которого сама совершила это убийство, и поскольку людям, безрассудно или опрометчиво воспользовавшимся каким-нибудь одушевленным или неодушевленным предметом в качестве орудия злого умысла, свойственно испытывать потом отвращение к этим самым невинным средствам, посредством которых они привели его в исполнение (наш разум прибегает обычно к такой лукавой уловке с целью самооправдания, ибо на самих себя мы готовы обрушить месть лишь в последнюю очередь), то мисс Мэтьюз теперь ненавидела и проклинала Джеймса, как истинного виновника поступка, хотя она сама же его задумала и осуществлению его всячески содействовала.

Вот почему, охваченная яростью, граничащей с безумием, она написала Джеймсу нижеследующее письмо:

«Надеюсь, это письмо застанет Вас в руках правосудия как убийцу лучшего друга, какого судьба когда-либо посылала человеку. Правда, можно считать, что он в каком-то смысле заслужил такую участь, избрав своим другом глупца, ибо кто еще, кроме глупца, мог бы поверить тому, что измыслили гнев и ярость оскорбленной женщины; ведь эта история до того невероятна, что вздумай я о ней рассказать, никто бы не принял ее всерьез.

Так знайте же, бессердечный негодяй, что несчастный Бут любил Вас больше кого бы то ни было на свете и, всячески расхваливая Вас, так же, я полагаю, грешил против правды, как я, когда клеветала на него.

Если, узнав об этом, Вы почувствуете себя несчастным, то помните, что еще больше несчастья Вы принесли безутешной

Ф. Мэтьюз».

Глава 9, завершающая пятую книгу

Возвратимся однако к полковнику Джеймсу и мистеру Буту, которые вышли из дома полковника Бата с куда более мирными намерениями, нежели вообразил себе сей джентльмен, у которого только и было на уме, что шпаги, ружья и прочие орудия брани.

Местом, которое Джеймс избрал для того, чтобы облегчить свою душу, оказалась Бердкейдж-аллея[171] в Парке. Именно там Джеймс поведал Буту обо всем том, что читателю уже известно, и показал ему письмо, которое мы поместили в конце предыдущей главы.