Амелия

Случилось так, что как раз тогда в комнате находилась и маленькая Эмили, которая, стоя неподалеку от миссис Джеймс, забавлялась своими часами; девочка все не могла нарадоваться тому, что они остались целы и невредимы после неожиданного вторжения безумца. Миссис Джеймс была очень ласкова с девочкой, попросила ее показать свои часы и призналась, что прелестнее ей еще не приходилось видеть.

Амелия не преминула воспользоваться возможностью распространить эти похвалы и на своего благодетеля. Она тотчас же сообщила миссис Джеймс имя их дарителя и произнесла целый панегирик по поводу доброты милорда и особенно его щедрости. Миссис Джеймс откликнулась:

– О, что и говорить, сударыня, милорд повсюду слывет человеком чрезвычайно щедрым… когда ему того хочется.

Эти последние слова были произнесены ею не только с особенно подчеркнутым выражением, но сопровождались также весьма загадочным взглядом, многозначительной усмешкой и усиленными взмахами веера.

Величайший поэт[185] из всех когда-либо рождавшихся на свет заметил в одной из самых совершенных своих пьес, что

Ревнивца убеждает всякий вздор,
Как доводы Священного писанья.

Вряд ли можно усомниться в том, что мистер Бут явно подпал под власть этого злейшего чудища, ибо, заслышав слова миссис Джеймс, мгновенно побледнел; оживленность его точно рукой сняло; он, казалось, внезапно лишился дара речи и не произнес больше ни единого слова вплоть до ухода миссис Джеймс.

Не успела она удалиться, как к ним поднялась миссис Эллисон. Она вошла, смеясь, и принялась на все лады подшучивать над супругами по случаю таинственного вторжения безумца, полный отчет о котором она только что получила от служанки. Осведомившись у Амелии, нет ли у нее каких-либо предположений на этот счет, и не дожидаясь ответа, она продолжала тараторить:

– Я сама склонна думать, что это был скорей всего какой-нибудь ваш поклонник; кто-то вас увидел и от любви лишился рассудка. Впрочем, я бы ничуть не удивилась, если бы та же самая участь постигла всех мужчин. Ба! Мистер Бут, с чего это вы так насупились? Стряслось что-нибудь? У вас такой скорбный вид, будто вас и в самом деле ограбили. Однако же, говоря серьезно, клянусь, это история довольно странная и, если судить по рассказу служанки, поневоле встанешь в тупик. Наверное, это был какой-то бродяга, намеревавшийся ограбить дом, вот только духу ему не хватило, но даже если и так, случай все равно из ряда вон выходящий. И что же, сударыня, неужто у вас так-таки ничего не пропало?

– Решительно ничего, – ответила Амелия. – Он даже не взял часы нашей малышки.

– Что ж, капитан, – обратилась к Буту миссис Эллисон. – Надеюсь, завтра вы лучше позаботитесь о безопасности нашего дома: мы с вашей супругой уйдем и оставим его полностью на вашем попечении. Взгляните-ка, сударыня, – прибавила она, – какой подарок сделал нам с вами милорд: это два билета на маскарад в Рэнла.[186] Вы получите такое удовольствие! Право же, в Лондоне нет лучшего развлечения!

– Разрази меня гром, сударыня, – вскричал Бут, – если моя жена сделает хоть один шаг!

При этих словах миссис Эллисон удивленно уставилась на Бута, да и Амелия не могла сдержать своего изумления, поскольку сказаны они были с необычайной горячностью. Наконец владелица дома, сделав большие глаза, воскликнула:

– То есть как это не пустите свою жену в Рэнла, сударь?

– Именно так, сударыня, – отрезал Бут, – я не позволю моей жене идти в Рэнла.

– Я не нахожу слов от удивления! – воскликнула миссис Эллисон. – Вы, конечно же, шутите?

– Нисколько, сударыня, – возразил Бут, – я говорю это самым серьезнейшим образом. И даже более того, я убежден, что Амелия и сама не захочет туда идти.

– Ну что ж, сударыня, – сказала миссис Эллисон, – вам слово, а я скажу за вашего мужа, что перечить вам он не станет.

– Надеюсь, сударыня, – заговорила Амелия самым серьезным тоном, – у меня никогда не возникнет желание идти куда бы то ни было вопреки воле мистера Бута.

– Слыхали вы такое? – возопила миссис Эллисон. – Таким речами можно испортить и лучшего из мужей! Вопреки желанию! По вашему выходит, жена должна зависеть от прихотей супруга, даже самых безрассудных?

– Простите, сударыня, – ответила Амелия, – но я не допускаю и мысли о том, что у мистера Бута могут когда-либо возникнуть безрассудные прихоти. Я весьма вам обязана за ваше предложение, но прошу вас больше о нем не упоминать: после всего сказанного мистером Бутом, если бы даже Рэнла был раем на земле, я и тогда бы отказалась туда пойти.

– Благодарю вас, моя дорогая, – воскликнул Бут. – У меня нет слов, чтобы выразить свою признательность, но я приложу все силы и постараюсь убедить вас, насколько понимаю и ценю вашу доброту ко мне.

– И все же, сударь, – запротестовала миссис Эллисон, – позвольте узнать, что за причины побуждают вас запрещать жене посещение места, которое, осмелюсь заметить, пользуется такой же почтенной репутацией, как и любое другое место увеселения в Лондоне, и посещается самым избранным обществом?