Амелия

После этой ободряющей речи Бут несколько воспрянул духом, да и Амелия немного утешилась, однако на душе у них было в этот вечер слишком тревожно, чтобы искать общества. Заметив это, миссис Эллисон вскоре удалилась, предоставив несчастной паре искать облегчения во сне, этом могущественном друге обездоленных, хотя подобно другим могущественным друзьям он не всегда приходит на помощь именно тем, кто более всего в нем нуждается.

Глава 9, рассказывающая о чрезвычайно странном происшествии

Оставшись наедине, супруги вновь принялись обсуждать принесенные сержантом новости; Амелия всячески старалась скрыть охватившую ее тревогу и по возможности успокоить своего мужа. В конце концов ей все же удалось перевести разговор на другую тему, вновь обратясь к бедной миссис Беннет.

– Мне было бы горько узнать, – призналась Амелия, – что я привязалась душой к недостойной женщине, и все же я начинаю опасаться, что миссис Эллисон знает о ней больше, нежели говорит; иначе по какой причине она так избегала бы появляться с миссис Беннет на людях? Кроме того, миссис Эллисон очень не хотела знакомить меня с ней и никогда не приводила ее к нам, хотя я не раз ее об этом просила. Более того, она частенько давала мне понять, что мне не следует поддерживать это знакомство. Что вы думаете по этому поводу, дорогой? Я буду очень раскаиваться, если окажется, что я свела знакомство с дурной женщиной.

– Но, дорогая моя, – воскликнул Бут, – ведь я знаю о ней ничуть не больше вашего, а вернее сказать, гораздо меньше. Однако, как бы там ни было, я полагаю, что если миссис Эллисон известны какие-то причины, по которым ей не следовало бы знакомить миссис Беннет с вами, то она поступила весьма дурно, познакомив вас.

За такого рода беседой супруги и скоротали оставшуюся часть вечера. На следующее утро Бут проснулся рано, спустился вниз, – и там малышка Бетти вручила ему запечатанную записку, в которой содержались следующие строки:

Берегись, берегись, берегись,
В ловушку гнусную, смотри, не попадись,

Для добродетели расставленную ловко,
Под видом дружбы негодяем со сноровкой.

Бут тотчас же стал допытываться у девочки, кто принес эту записку, и услышал в ответ, что ее передал носильщик портшеза, который сразу удалился, не сказав ни слова.

Содержание записки привело Бута в крайнее замешательство, и в первую минуту он соотнес заключавшийся в ней совет с предостережением Аткинсона, однако по более серьезном размышлении не мог сколько-нибудь убедительно согласовать последние две строки этого, если его можно так назвать, поэтического послания с какой-либо угрозой со стороны закона, которой он имел основание опасаться. Никак нельзя было сказать, будто Мерфи и его шайка покушаются на его невинность или добродетель, и точно так же они не собирались причинить ему вред под какой бы то ни было видимостью расположения или дружбы.

После долгих раздумий ему в голову закралось довольно-таки странное подозрение: он решил, что его предала миссис Эллисон. С некоторых пор у Бута сложилось не слишком высокое мнение об этой почтенной особе, и теперь он начал подозревать, что ее подкупили. Ничем иным, ему казалось, нельзя объяснить столь странное вторжение в их комнаты мнимого сумасшедшего. И стоило только этой догадке возникнуть, как она тотчас стала подкрепляться все новыми доводами. Так, например, ему вспомнилось вчерашнее игривое поведение миссис Эллисон и то как она подтрунивала над его тревогой, вызванной новостями, которые принес сержант.

Все подозрения Бута были, конечно, нелепыми и не только не подтверждались поведением миссис Эллисон, но даже не согласовывались с ее нравом; однако же это было единственное объяснение, пришедшее ему тогда на ум. Мысль эта, безусловно, заслуживала порицания, однако в том, что он с такой готовностью ухватился за нее, не было, конечно же, ничего противоестественного: ведь постоянная тревога настолько мучительна, что разум всегда ищет способа избавиться от бремени путем предположений, путь даже самого сомнительного свойства, и в таких случаях неприязнь или ненависть чаще всего направляют наши подозрения.

Когда Амелия встала к завтраку, Бут дал ей прочесть полученную им записку, сказав при этом:

– Дорогая моя, вы так часто упрекали меня за скрытность, и все мои попытки что-нибудь утаить от вас были настолько безуспешны, что я решил навсегда от них отказаться.

Амелия торопливо прочла записку, которая явно ее встревожила; оборотясь затем к Буту с расстроенным видом, она сказала:

– Судьбе, видимо, доставляет удовольствие пугать нас. Что все это значит?

Затем, еще раз внимательно перечитав записку, она стала так сосредоточенно ее изучать, что Бут в конце концов воскликнул:

– Эмили, как вы можете так терпеливо перечитывать эту чушь? Таких скверных стихов, по-моему, еще никто не сочинял.