Амелия

В обоих названных романах Филдинга использована сходная сюжетная схема: повествование представляет собой историю дорожных приключений – неожиданные встречи и нападения разбойников, таверны и гостиницы с непременными потасовками и недоразумениями, когда персонаж по ошибке забредает в чужой номер и т. п. Причем не все эти эпизоды так уж необходимы по логике сюжета, без некоторых из них можно было бы и обойтись, а некоторые и поменять местами без особого ущерба для повествования. И весь этот калейдоскоп эпизодов и приключений скрепляет воедино главный герой; он – как нитка, на которую нанизываются отдельные эпизоды и приключения, отсюда и термин, применяемый к такого рода композициям – нанизывающая. В конце романа происходит непременная встреча разлученных или потерявших друг друга героев (и Фанни, и Софья – героини этих романов Филдинга – отправляются на поиски своих возлюбленных), их соединение, которому ничто больше не препятствует, нередко возникающие неожиданно найденные родители, а с ними и установление подлинного социального статуса героя (дворянский сын), и неожиданно обретенное наследство, и, наконец, свадьба в идиллическом финале.

В «Амелии» же не только зачин романа выглядит иначе. Неспроста он и не назван традиционно «историей приключений», а именем героини. В основном сюжете нет никаких дорожных странствий, они вынесены за скобку – в предысторию: помещены во вставной рассказ Бута о том, как он отправился на войну, а его жена, узнав о его ранении, презрев опасности, последовала за ним. Нет здесь ни таверн, ни потасовок, ни комических недоразумений, нет и непременного свадебного финала: роман повествует о приключениях супружеской пары (история любви героев, всего что предшествовало их браку, тоже дана во вставном рассказе Бута), т. е. сюжет «Амелии» начинает развиваться после того события, которым обычно завершались тогдашние романы, и на это сразу же обратили внимание читатели и критики. Автор и сам объявляет об этом в посвящении романа; он и здесь сознательно отступает от традиции, хотя жизнь в браке, согласно господствовавшим тогда эстетическим представлениям, почиталась неинтересной, художественно непривлекательной.

Отметим еще несколько весьма существенных моментов, отличающих художественную структуру и содержание романа.

Исследователи обратили внимание на примечательные особенности, касающиеся временных и пространственных координат, в которых «располагаются» его события. Воспроизведем коротко наблюдения Боуэрса над временными границами повествования (эти наблюдения, в свою очередь, тоже большей частью предварены предшествующими исследователями).[428]

Хотя в начале своего рассказа Филдинг, явно подтрунивая над читателями, указывает, что описываемая им история начинается 1 апреля (т. е. в день розыгрышей, одурачивания), а вместо года ставит многоточие, он все же оставил в тексте, хотя и слегка закамуфлированные, указания, позволяющие дотошному читателю определить, к какому году относятся события. Коль скоро Бут участвовал в боях во время осады Гибралтара (а осада длилась с февраля по июнь 1727 г.), а далее автор словно между делом замечает, что старшему сынишке Бутов, родившемуся как раз во время осады, исполнилось к началу основных событий 6 лет (и точно так же Филдинг в другом месте, тоже как будто походя, уведомляет нас, что сержант Аткинсон служит к этому времени в армии уже 6 лет, а завербовался он в солдаты незадолго перед тем, как отправиться вместе с Бутом в Гибралтар); следовательно, основные события романа начинаются 1 апреля 1733 г.

Какие причины побудили Филдинга перенести события романа на десятилетия назад (ведь в предыдущих романах он этого не делал)? Исследователи полагают, что это было в первую очередь обусловлено политическими соображениями: здесь сурово критикуются социальные нравы и уголовное законодательство, которые Филдингу как судье и, следовательно, должностному лицу скорее надлежало защищать, а посему он предпочел сделать вид, что критикует порядки периода правления кабинета Роберта Уолпола, нежели несправедливости и беззакония, чинимые при нынешнем кабинете Пелэма. И все-таки Филдинг явно разыгрывает читателя, он словно говорит ему: если дашь себе труд хорошенько поразмыслить над прочитанным, то поймешь, что здесь изображены отнюдь не только картины ушедших нравов.