AMERICAN’ец

— Спросите, отчего мне так долго не несут обед, — обратился Фёдор Иванович к Альварешу. Тот перекинулся несколькими словами со слугой, потом с вышедшим наружу хозяином таверны, и на лице его отразилось некоторое смущение.

— Видите ли, любезный Теодору, — сказал он, помявшись, — пока мы здесь сидели, пришёл какой-то французский моряк, увидел вашу куропатку и забрал её себе.

— Что?! — взревел Фёдор Иванович и поднялся, нащупывая шпагу. Компания последовала за ним в таверну, с интересом ожидая развития событий.

Внутри за столом расположился здоровенный бородатый детина. Перед ним стояло блюдо с горой живописного гарнира из картофеля и овощей, над которым он волосатыми ручищами раздирал крупную жареную птицу.

— Мсье, это моя куропатка, — сказал граф, остановившись в трёх шагах от стола. Его холодный тон и бесстрастное лицо не предвещали ничего хорошего, но француз об этом не догадывался, а потому заявил:

— Уже нет, — и принялся с аппетитом обгладывать хрустящую тушку.

Фёдор Иванович вытащил шпагу из ножен и отбросил их в сторону. Наглец лишь немного скосил глаза, продолжая с урчанием вгрызаться в мясо. Граф медленно дотянулся кончиком клинка до кувшина, стоявшего перед моряком, и лёгким движением опрокинул его набок. Вино хлынуло на стол, красная лужа окружила блюдо. Француз бросил обглоданную куропатку в гарнир и поднялся, вытирая толстые пальцы о парусиновые штаны. Теперь его спокойствие стало понятным: противник Фёдора Ивановича был огромен и больше чем на голову превосходил графа ростом. Надо полагать, подобные выходки составляли часть обычных развлечений моряка на берегу — после долгого плавания гигант-француз отводил душу хорошей дракой, из которой привык ещё до её начала выходить победителем…

…но здесь удача ему изменила: задира наткнулся на Фёдора Ивановича Толстого. Вытерев руки, моряк вытащил тяжёлую саблю, которая висела на кожаной перевязи поперёк широкой груди, — и с неожиданной быстротой вдруг с размаху рубанул противника. Вернее, страшной силы удар пришёлся в то место, где мгновением раньше стоял Фёдор Иванович: тот отступил на полшага в сторону и чуть развернулся, пропустив мимо себя смертоносную сталь. Граф мог бы тут же проткнуть насквозь француза, который оказался к нему боком, но вместо того с оттяжкой ударил шпагой по запястью руки, державшей саблю, и глубоко разрубил нападавшему кисть. Сабля со звоном полетела на пол; француз взвыл, прижимая искалеченную руку к животу здоровой рукой и пытаясь унять кровь, а Фёдор Иванович что было силы пнул моряка под колено и, когда тот присел на подогнувшихся ногах, сунул шпагу ему под бороду, поперёк горла, другой рукой схватив за волосы.

Схватка оказалась настолько стремительной, что португальцы — Альвареш с компанией и хозяин таверны со слугой-негром — успели только ахнуть. Фёдор Иванович, не меняясь в лице, прежним тоном сказал:

— Вы, кажется, не закончили обед, — и поволок ошеломлённого француза обратно к столу.

Тот и не думал сопротивляться, тем более граф продолжал крепко держать его за волосы, а острый клинок врезался в шею.

Когда побеждённый гигант снова оказался за столом, Фёдор Иванович ткнул его лицом в блюдо:

— Теперь это ваша куропатка. Потрудитесь её доесть.

Он отпустил волосы моряка, но шпага всё ещё грозно упиралась тому в горло и делала требование на редкость убедительным. Француз, чуть не плача от унижения, боли и бессильной ярости, зарылся бородой в еду на блюде и зачавкал: руками он воспользоваться не мог. Фёдор Иванович подождал, пока большая часть обеда будет съедена, и длинным движением вытер шпагу о пропотевшую рубаху на спине своей жертвы, оставляя бурые полосы.

— Приятного аппетита, мсье, — сказал он перед тем, как выйти из таверны под взглядами потрясённых зрителей.

Глава VIII

В России с вечерней зарёй наступает тишина, в Бразилии же к темноте сделался изрядный шум. На болота у загородной резиденции губернатора пал туман, и сквозь белёсую дымку понеслись удивительные звуки, издаваемые громадными лягушками. Голос одних был похож на собачий лай, другие с натугой скрипели, третьи перекликались пронзительным свистом; вокальные упражнения четвёртых напоминали стук, с которым петербургские часовые колотят в сигнальные доски…

— Грохот, как в Адмиралтействе, — заметил Фёдор Иванович надворному советнику Фоссе за вечерним кофеем. — Будто сто человек разом трудятся.

По возвращении в имение нагулявшегося графа сытно покормили. Статское платье уже было доставлено, и Фёдор Иванович с удовольствием оделся наподобие молодых приятелей Альвареша. Свободную рубашку он перепоясал ярким шарфом вместо кушака; к нательному кресту добавил образ Спиридона и портрет Пашеньки — здесь было принято носить по нескольку цепочек с изображениями покровителей. Теперь цепочки выглядывали из распахнутого ворота, спускаясь на широкую грудь Фёдора Ивановича. Он стал похож на местного, чувствовал себя настоящим американцем и был абсолютно счастлив.