AMERICAN’ец

— Скажите его величеству, что грех не использовать такую славную лодку для рыбной ловли, — ответил граф и самодовольно добавил: — Я бы на месте его людей не вылезал из моря. Если угодно, научу их ходить под парусом в любую погоду.

Король выслушал Робертса и сказал ещё что-то, указав пальцем на Фёдора Ивановича. Британец перевёл:

— Его больше интересуют картины, которые вы носите на груди. Он просит разрешения рассмотреть их получше.

Граф снял с шеи образ Спиридона и портрет Пашеньки, которые странно выглядели в больших розовых ладонях Тапеги. Фёдор Иванович помянул добрым словом кузена своего и подумал: не поверит Федька, что его картину вот так рассматривали…

…а король действительно лишь мельком взглянул на святого — иконы он уже видел на корабле — и долго вглядывался в лицо цыганки, наклоняя портрет то одним, то другим боком. Робертс продолжал переводить:

— Он спрашивает: это ваша женщина? Говорит, она очень красива. Её волосы такие длинные и кудрявые. Это большая редкость и великая красота!

— Его родственницы и особенно дочери также на диво хороши, — галантно отвечал граф. — В моей стране у них наверняка не было бы отбою от восхищённых поклонников.

Фёдор Иванович сделал знак Пашке, который сопровождал его на берег, держал на шлейке макаку и носил мешок с припасами. Смышлёный матрос тут же выудил из мешка бутыль с полутора пинтами тростниковой водки-кашасы: граф полюбил этот напиток, подаренный губернатором Санта-Катарины, и заливал им скуку длительного перехода из Бразилии; на острове кашаса тоже была кстати, особенно вечерами.

— Не спешите расставаться с бутылкой, — посоветовал Робертс. — Стекло здесь в не меньшей цене, чем железо.

Фёдор Иванович рассмеялся.

— Я лишь хотел выпить за здоровье наших дам. Но ежели мы одолеем её содержимое, бутылка по праву достанется его величеству.

По прошествии времени с кораблей в зрительные трубы наблюдали удивительную картину. Крепко выпившие Тапега с Фёдором Ивановичем забавлялись у кромки воды. Граф без рубашки, в одних штанах, что было силы бросал в море палку длиною в локоть и кричал:

— Апорт!

Огромный темнокожий король, подсмыкая сползающую набедренную повязку, блестя мускулистым торсом и вздымая тучи брызг, с разбегу врезался в накатывающие волны, плыл за палкой, хватал её зубами и грёб назад. Фёдор Иванович принимал апорт у Тапеги, они делали пару глотков кашасы, обменивались несколькими фразами — переводчик уже был не нужен, — и аттракцион повторялся. Пашка и Робертс опасливо поглядывали на стоявшую кругом свиту и прочих аборигенов, но те не знали собак и не понимали французского, а потому происходящее не вызывало у них нежелательных ассоциаций…

…однако у Крузенштерна они возникли.

— Ваше сиятельство, выделаете Тапегу посмешищем! — сказал капитан Фёдору Ивановичу, когда тот вернулся на корабль, расставшись с бутылкой и королём. — Настоятельнейше прошу вас впредь подобным образом не развлекаться.

— А по-моему, король остался доволен, — заплетающимся языком возразил граф…

…и назавтра выяснилось: Тапеге понравилась не только игра, но и напиток. Поутру он прибыл на корабль, чтобы увидеть Фёдора Ивановича, а когда его проводили до каюты — занял собою всё пространство между переборками и объявил разбуженному графу о желании выпить.

— Водка хорошо! — на разные лады повторял он фразу, которую затвердил накануне, чем совершенно растрогал Фёдора Ивановича. — Водка хорошо!

Британцы тоже не оставили без внимания вчерашнее происшествие. Их корабельный врач ждал у острова Пасхи и явился на Нуку-Гиву не только для того, чтобы передать привет от господина Дефо, его полномочия простирались много дальше.

— Русские слишком щедры, а их отношения с туземцами слишком безмятежны. Надобно разрушить эту идиллию, пусть пощиплют друг друга, — сказал врач в тайной беседе с Робертсом и встретил полное понимание…

…поэтому Робертс, который сопровождал короля к Фёдору Ивановичу, воспользовался случаем. Лишь только Тапега с графом откупорили бутыль, — британец вернулся в деревню и там вскользь намекнул, что монарха на русском корабле взяли под стражу.

Деревня всколыхнулась. Разгневанные островитяне обратили своё возмущение на моряков с «Невы», прибывших к источнику за водой. Лисянский был неприятно удивлён, когда вместо доброжелательных и услужливых туземцев, о которых ему рассказывал Крузенштерн, увидел перед собой толпу с отнюдь не мирными намерениями.

Впрочем, расчёт на возможное начало войны не оправдался. Моряки сдерживали аборигенов одним видом сабель наголо и ружей, пока что не торопясь пускать их в ход. К источнику был вызван сам Робертс, которому пришлось толмачить в переговорах. Оказавшись между двумя огнями, он порядком струхнул и, не будучи великим интриганом, переводил без отсебятины. В результате русские, сохраняя боевой порядок, отступили к шлюпкам, чтобы вернуться на «Неву», а к «Надежде» отправились несколько воинов под водительством дяди короля и без препятствий забрали подгулявшего Тапегу в деревню. Три топора и мелкие подарки окончательно уладили недоразумение.