Америка

— Мы можем сами себя обслужить, — тихо сказала старшая кухарка, пропуская Карла в лифт. — Десять — двенадцать часов работы многовато для такого мальчугана, — говорила она, пока лифт поднимался, — но так уж в Америке заведено. Вот, например, этот малыш, он итальянец и приехал сюда с родителями полгода назад. Поглядеть на него, так эта работа ему не по силам, личико совсем исхудало, засыпает во время смены, хотя по натуре очень услужлив; но стоит ему проработать здесь или в любом другом месте Америки еще полгода, и он все с легкостью выдержит, а через пять лет станет настоящим крепким мужчиной. О примерах такого рода я могу рассказывать часами. При этом я вовсе не имею в виду вас — вы-то сильный юноша; вам лет семнадцать, не так ли?

— В следующем месяце будет шестнадцать.

— Даже только шестнадцать! — воскликнула старшая кухарка. — Ну, тогда смелей!

Наверху она ввела Карла в комнату, которая, правда из-за наклонной стены, выглядела уже как мансарда, но при свете двух электрических лампочек оказалась в остальном очень уютной.

— Вы не робейте, — сказала старшая кухарка, — эта комната — не гостиничный номер, а часть моей квартиры, состоящей из трех комнат, так что вы меня нисколько не стесните. Я запру эту вот дверь, чтобы вы чувствовали себя совершенно свободно. Утром вы, конечно, как новый гостиничный служащий, получите свою комнатку. Если б вы пришли с товарищами, я бы устроила вас всех в общей спальне для персонала, но, так как вы один, я думаю, для вас лучше будет здесь, хотя спать придется на диване. А теперь доброй ночи, отдохните как следует перед работой. Завтрашний день пока не самый напряженный.

— Премного благодарен вам за вашу любезность, — сказал Карл.

— Подождите, — сказала она, остановившись на пороге, — иначе вас скоро опять разбудят. — Она подошла к боковой двери, постучала и крикнула: — Тереза!

— Слушаю, госпожа старшая кухарка, — послышался голос молоденькой пишбарышни.

— Когда ты пойдешь будить меня утром, ступай через коридор, здесь в комнате спит гость. Он до смерти устал. — Она улыбнулась Карлу. — Понятно?

— Да, госпожа старшая кухарка.

— Ну, тогда доброй ночи!

— И вам доброй ночи.

— Дело в том, — сказала старшая кухарка, как бы поясняя, — что уже несколько лет я ужасно плохо сплю. А ведь теперь я могу быть довольна своим положением и, откровенно говоря, слишком-то не хлопотать. Но должно быть, результаты моих прежних забот и наградили меня этой бессонницей. Если я засну часа в три ночи — уже надо радоваться. Но так как в пять, самое позднее в половине шестого, пора вновь приступать к работе, я вынуждена просить, чтобы меня будили, причем осторожно, чтобы нервы не расходились пуще прежнего. И будит меня Тереза. Ну, теперь вам все уже известно, да и я ухожу не навсегда. Доброй ночи! — И, несмотря на свою полноту, она прямо-таки выпорхнула из комнаты.

Карл предвкушал сон, так как этот день очень утомил его. А более уютной обстановки для долгого, безмятежного отдыха и пожелать было нельзя. Правда, комната служила не спальнею, скорее уж это была гостиная или, вернее, парадный салон госпожи старшей кухарки, и умывальник принесли сюда специально на этот вечер, ради Карла, и тем не менее он не чувствовал себя незваным гостем, наоборот, был, как никогда, обласкан. С чемоданом все было в порядке, и, пожалуй, он давненько не бывал в большей безопасности. На низком комоде, покрытом ажурной шерстяной накидкой, стояли в рамках и под стеклом всевозможные фотографии; осматривая комнату, Карл остановился взглянуть на них. В большинстве снимки были старые и изображали девушек в допотопных неуклюжих платьях и небрежно приколотых, крохотных, но довольно высоких шляпках; опершись правой рукою на зонтик, они смотрели на зрителя, однако поймать их взгляд никак не удавалось. Среди фотографий мужчин Карл обратил внимание на портрет молодого солдата с буйной черной шевелюрою, который, положив кепи на столик, стоял по стойке «смирно» и едва сдерживал переполнявший его горделивый смех. Пуговицы его мундира на фотографии были подкрашены золотом. Все эти снимки, вероятно, были привезены из Европы, и, наверное, подтверждение тому можно было прочесть на обороте, но Карлу не хотелось брать их в руки. Он мечтал вот так же поставить в своей комнате фотографию родителей, как стояли здесь эти.

После основательного мытья с ног до головы — из-за соседки Карл постарался сделать это как можно тише — он вытянулся в предвкушении сна на канапе, и тут ему почудился слабый стук в дверь. Нельзя было сразу установить, в какую именно дверь стучали; впрочем, это мог быть и просто случайный шорох. Повторился он не сразу, и Карл уже задремал, когда тихий звук послышался вновь. Но теперь уже не было сомнения, что это стук и идет он от двери пишбарышни. Карл на цыпочках подбежал к двери и спросил так тихо, что, если бы за стеною все-таки спали, он никого бы не разбудил:

— Вам что-нибудь нужно?

Тотчас и так же тихо ответили:

— Не могли бы вы открыть дверь? Ключ с вашей стороны.

— Пожалуйста, — сказал Карл, — только сначала я должен одеться.