Читаем Америка полностью

Карла очень устраивало то, что лифт, который он обслуживал, предназначался только для самых верхних этажей, ведь это избавляло его от общения с богатыми и требовательными постояльцами. Конечно, многому здесь не научишься, но для начала годилось и это.

После первой же недели Карл понял, что работа ему вполне по плечу. Латунные детали его лифта были великолепно надраены, другие тридцать лифтов не шли с ним ни в какое сравнение, возможно, эти детали блестели бы еще ярче, если бы мальчик, напарник Карла по лифту, был хотя бы вполовину так же старателен и не полагал, что усердие Карла дает ему повод небрежничать. Это был коренной американец по имени Ренелл, тщеславный юнец с темными глазами и гладкими, слегка ввалившимися щеками. У него был собственный элегантный костюм, в котором он в свободные вечера, слегка надушенный, спешил в город; время от времени он даже просил Карла заменить его вечером, потому что-де ему надо уйти по семейным обстоятельствам, и его мало заботило, что внешний его вид противоречил подобным объяснениям. Тем не менее Карл симпатизировал ему и любил, когда в такие вечера Ренелл перед уходом останавливался перед ним внизу, у лифта, в своем элегантном костюме, еще раз извинялся, натягивая перчатки, а затем удалялся по коридору. Впрочем, этими подменами Карл просто хотел оказать ему услугу, считая, что на первых порах это вполне естественно по отношению к старшему коллеге, однако вводить это в привычку он не собирался. Ведь бесконечная езда на лифте, что ни говори, утомляла, тем более что перерывов в вечерние часы почти не было.

Скоро Карл выучился и быстрым глубоким поклонам, которых ждут от лифтеров, и чаевые он тоже ловил на лету. Монеты исчезали в его жилетном кармане, и по выражению его лица никто бы не догадался, щедрые они или скудные. Дамам он открывал двери с преувеличенной учтивостью и не спеша проскальзывал в лифт следом за ними, входившими в кабину медлительнее мужчин из опасения прищемить юбки, шляпы и накидки. Во время поездки он стоял, поскольку так привлекал меньше внимания, спиной к пассажирам, держась за ручку двери, чтобы в момент остановки быстро, однако же без пугающей внезапности толкнуть ее вбок. Лишь изредка кто-нибудь хлопал его во время поездки по плечу, чтобы получить какую-либо незначительную справку, тогда он поспешно оборачивался, словно ожидал этого, громким шепотом отвечал. Несмотря на большое количество лифтов, часто, особенно после театральных спектаклей или прибытия некоторых экспрессов, возникало такое столпотворение, что Карл, едва высадив постояльцев наверху, снова должен был срываться вниз, чтобы принять ожидавших. У него была еще и возможность подтягиванием троса, проходящего сквозь кабину лифта, увеличивать обычную его скорость, что, кстати, было запрещено правилами эксплуатации лифтов и даже опасно. Карл никогда этого не делал, если вез пассажиров, но, когда одни выходили наверху, а другие ждали внизу, он пренебрегал правилами и сильными ритмичными движениями, как моряк, подтягивал трос. Он, впрочем, знал, что другие лифтеры делали то же самое, и не хотел уступать им своих клиентов. Некоторые постояльцы, проживавшие в отеле долгое время, что было здесь довольно обычным явлением, иногда улыбкой показывали Карлу, что узнают своего лифтера; Карл принимал этот знак расположения с серьезным видом, но в душе был весьма польщен. Порой, когда движение спадало, он мог даже выполнять мелкие поручения; если, например, кому-то из постояльцев не хотелось лишний раз подниматься к себе в номер из-за какого-нибудь забытого пустяка, тогда Карл в одиночку взлетал на своем лифте, который он в такие минуты особенно любил, на нужный этаж, входил в чужую комнату, где, как правило, лежали и висели на вешалках диковинные вещи, которых он в жизни не видал, он ощущал специфический запах чужого мыла, духов, зубного эликсира и, несмотря на туманные указания, без задержки спешил с нужной вещью назад. Нередко он сожалел, что не может браться за более важные поручения, так как для этого в гостинице были специальные служители и рассыльные, обеспеченные для поездок велосипедами, а то и мотоциклами. Карл мог рассчитывать при случае только на то, чтобы сбегать с поручением из номеров в рестораны или игорные залы.

Когда после двенадцатичасовой смены он возвращался к себе — трижды в неделю в шесть вечера и трижды в шесть утра, — он был до того усталым, что сразу, не обращая ни на кого внимания, падал на койку. Она стояла в общей спальне лифтеров; госпожа старшая кухарка, вероятно все же не столь влиятельная, как он решил в первый вечер, пыталась, правда, раздобыть для него отдельную комнатку и, скорей всего, преуспела бы в этом, но Карл, видя, что тут возникает масса затруднений и что старшая кухарка то и дело звонит по телефону своему начальнику, тому самому страшно занятому старшему администратору, — Карл отказался от этой затеи и убедил старшую кухарку ссылкой на то, что не хочет вызывать у других лифтеров зависть, получив привилегию, которой покуда ничем не заслужил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Классическая проза / Проза
The Tanners
The Tanners

"The Tanners is a contender for Funniest Book of the Year." — The Village VoiceThe Tanners, Robert Walser's amazing 1907 novel of twenty chapters, is now presented in English for the very first time, by the award-winning translator Susan Bernofsky. Three brothers and a sister comprise the Tanner family — Simon, Kaspar, Klaus, and Hedwig: their wanderings, meetings, separations, quarrels, romances, employment and lack of employment over the course of a year or two are the threads from which Walser weaves his airy, strange and brightly gorgeous fabric. "Walser's lightness is lighter than light," as Tom Whalen said in Bookforum: "buoyant up to and beyond belief, terrifyingly light."Robert Walser — admired greatly by Kafka, Musil, and Walter Benjamin — is a radiantly original author. He has been acclaimed "unforgettable, heart-rending" (J.M. Coetzee), "a bewitched genius" (Newsweek), and "a major, truly wonderful, heart-breaking writer" (Susan Sontag). Considering Walser's "perfect and serene oddity," Michael Hofmann in The London Review of Books remarked on the "Buster Keaton-like indomitably sad cheerfulness [that is] most hilariously disturbing." The Los Angeles Times called him "the dreamy confectionary snowflake of German language fiction. He also might be the single most underrated writer of the 20th century….The gait of his language is quieter than a kitten's.""A clairvoyant of the small" W. G. Sebald calls Robert Walser, one of his favorite writers in the world, in his acutely beautiful, personal, and long introduction, studded with his signature use of photographs.

Роберт Отто Вальзер

Классическая проза