Америка. Чудеса здоровой пищи

Но я заметила перемены и в детях. Однажды на фермерском рынке продавщица предупредила нас, что в кукурузе могут быть совки, потому что ее не опрыскивали. Она указала нам на крупную совку, извивавшуюся в початке кукурузы, который уже лежал в нашей сумке, и потянулась, чтобы вытащить ее. Лили вежливо отвела ее руку; это наша совка, мы за нее заплатили. Она отнесет этот белок своим цыплятам, и со временем он превратится в яйца. Камилла прибегла к этой же логике, успокаивая меня после того, как индюшки совершили набег на огород и сожрали самые лучшие помидоры. «Мамочка, — сказала она, — ты же в итоге все равно съешь их». Так и вышло.

Через несколько дней мы обедали у наших друзей, Сильвена и Синтии. Сильвен вырос в долине Луары, где есть местную пищу считается признаком патриотизма, и я почувствовала в нем родственную душу, когда он радостно приветствовал каждую ложку нашего салата, вдыхая аромат свеженарезанного редиса и руколы. Он рассказал нам, что в Индии есть такой ритуал очищения — провести год в том месте, откуда ты родом, питаясь продуктами местного производства, в идеале выращенными собственноручно. Мне понравилось это название для того, что мы сделали: ритуал очищения, культ здоровья и благодарности природе. Это звучит намного приятнее, чем психоз.

* * *

В конце марта одна из моих индеек нашла свое призвание. Она уселась на гнездо на платформе и не вставала неделю. Потом вторую, потом третью. Это была Лолита, та самая самка, которая первой проявила склонность к спариванию, а потом к откладыванию яиц. Теперь она первой начала их преданно высиживать. Мы вычеркнули из ее документа имя «Лолита» и написали «Мать номер Один».

Под платформой, на которой она теперь сидела, отрабатывая этот титул, мы устроили еще два гнезда для избытка яиц. Все вместе самки теперь произвели более пятидесяти яиц. Пока Мать номер Один высиживала около двух десятков, номера Второй, Третий и Четвертый проявляли смутный интерес к остальным кучам. Номер Второй начала проводить ночи на яйцах, но днем находила себе занятия поинтересней.

Номера Три и Четыре относились к оставшемуся гнезду как к квартире, которую несколько семей снимают во Флориде.

Однако в пушистой груди номера Первого явно включился какой-то мощный инстинкт. После того как она уселась на яйца, я ни разу не видела, чтобы она вставала, даже ненадолго — попить воды. Голова прижата к телу, взгляд отрешенный: она вся отдалась материнству. Я начала носить ей зерно и воду. Я извинилась за все, что говорила прежде в ее адрес.

Теперь я была вольная птица, гуляла на солнышке, сколько хотела, раскрыв объятия весне. Благоухающий вихрь вишневых лепестков бурлил вокруг нас, когда мы занимались садовыми работами. Из земли вылезали и развертывались ярко-красные головки пионов. Сад, заложенный в честь моего дня рождения и составленный из подаренных мне в прошлом году растений, теперь постоянно удивлял меня: вовсю цвели ирисы, камни были увиты синим пеннисетумом скальным, я обнаружила под кленом желтые цветы венерина башмачка. Одна подруга подарила мне пятьдесят луковиц тюльпанов, по одному за каждый прожитый мной год, мы их посадили длинным рядком вдоль подъездного пути. Теперь из земли выскакивали их пламенеющие красные головки на изящных стеблях, словно свечи на именинном торте.

Весна — очень благодарное время года, это благодарность не менее чем в четырнадцать карат за долгое ожидание. В религиозной традиции каждой страны Северного полушария в той или иной форме обязательно чествуется апрельское возрождение, потому что это изысканный сезон искупления, приход неистовой радости после сезона холодных переоценок взглядов. А как мы радовались тому, что вновь появилась свежая еда, по которой все в доме страшно соскучились. Ну что же, пора начать цикл снова: срезать спаржу, отправляться на поиски сморчков, снимать урожай нежного шпината и листовой свеклы.

Прошел ли этот год так, как мы запланировали? Трудно сказать. Мы вовсе не думали каждую минуту о еде, поскольку в жизни произошло много всяких других событий. У нас, к сожалению, умерли несколько родственников. Камилла уехала учиться в колледж. Мы скучали по ее обществу, по ее стряпне. Если поначалу наша особая манера питаться, казалось, находилась во главе угла, то постепенно это стало восприниматься как просто обед и наше внимание уже полностью занимали другие события: вот кто-то позвонил, вот надо ехать к кому-то в больницу, потом чья-то свадьба, потом похороны, школьный конкурс на знание орфографии, вечеринка по случаю дня рождения. И жизнь, свободная от бананов, теперь казалась нам совершенно естественной. До такой степени, что я иногда удивлялась, когда наталкивалась у кого-то в кухне на те же пресловутые бананы — как будто обнаруживала, что эти люди едят на обед сандалии.