Америка глазами заблудшего туриста

Домой приехали поздним вечером. Времени и сил на какие-либо развлечения или дела уже не оставалось. Полное опустошение и заработанные — 70–80 денег. Пассажиры попросили Кайзера высадить их возле пивного бара. Это было рядом с нашим домом, и мы тоже выпрыгнули из прокуренного автобуса. Я удивился тому, что мои попутчики после такого длинного, рабочего дня, вместо того чтобы поспешить домой, направились в пивную. Хорош отдых и применение тяжело заработанных денег!

Добравшись до своей комнаты, я с великим облегчением сбросил с себя одежду и обувь. Саша оказался расторопней и первым оккупировал душевую. Пока он мылся, я плюхнулся на своё спальное место, напялил наушники и законтачил с радио. Попавшая мне на глаза теннисная ракетка, показалась мне вещью чужой и вызывающе изящной. Еще несколько таких рабочих, дней от темна до темна — и мне ракетка больше не понадобится. И никакая музыка меня не проймёт, и мыться каждый день не захочется, ибо через ночь снова на работу.

После душа стало веселей. Благо, наш супермаркет работал до 11 вечера. Это было великим удовольствием, после 12-ти часовой возни с цементом, расслабиться и шагать пустынными тихими улочками, смакуя мысль об ужине и сне. Я люблю тебя, Жизнь, я с работы шагаю устало…

Нам было, что обсудить. Сам Кайзер даже не спросил нас, согласны ли мы продолжать работу в его бригаде? Он был так доволен, что не допускал и мысли, что такое может кому-то не понравиться. А сами мы думали по этому поводу следующее: работёнка, которую он нам подсунул, конечно же, не мёд. Одна только высота чего стоит! Но мы решили поработать до конца недели и посмотреть, что мы за это получим. Если оплата этих тягот и лишений скрасит ситуацию, то можно будет потерпеть какое-то время. К тому же, все дни такими длинными не будут. Световой день идет на убыль, ожидаются и дождливые дни. Таким образом, режим станет более щадящим и до ноября можно выдюжить.

В супермаркете мы познакомились и разговорились с работающим здесь старым поляком. Его нехитрая задача заключалась в поддержании чистоты на территории продовольственной половины.

В разговоре с нами, он заверил нас, что наши шоколадные шалости никого здесь не беспокоят. Важно, что мы регулярно покупаем продукты. Он поведал нам об огромном фургоне, плотно подогнанном к служебному ходу с тыльной стороны супермаркета, в который сбрасываются продукты, срок годности которых истёк. Многие из этих продуктов ещё вполне пригодны к потреблению, но это бизнес. Риск того, что кто-то из потребителей предъявит иск, вынуждает изымать таковые и сбрасывать в контейнер. А поставщики, регулярно доставляющие продукты, забирают наполнившийся контейнер с невостребованными продуктами и увозят прочь. Наши шоколадные щипки в таком массовом товарообмене — едва ли ощутимы. Нас озадачила проблема невостребованных продуктов, мы представили себе, сколько таких контейнеров увозят от супермаркетов по всей стране!

А старый поляк пожаловался нам, что его работодатели, при таковой расточительности, так зажимисто платят ему за его не умственный, но общественно полезный труд. Мы ответили, что наша работа, на наш взгляд, также убийственно дёшево оценивается, поэтому мы и подслащиваем своё пролетарское бытие орехом в шоколаде, заодно спасая его от порчи и выброса.

Ночь пролетела, как десять минут. Сигналы о подъёме долетели до моего сонного сознания неким болезненным недоразумением. Мне привиделось явление Кайзера, поджидающего нас перед домом. Нетерпеливо сигналя гудком своего уставшего грузового автобуса, он ворчал что-то о нашей медлительности и неискоренимой лени. Его мрачное лицо зловеще подсвечивалось тлеющим окурком, хронически торчащем в беззубом рту.

От такого кошмара я начал приходить в себя. Саша уже одевался; делал он это в темноте, как лунатик. Полковника я встретил, когда тот шёл в санузел. Он был уже одет, но помятый, неумытый и не совсем проснувшийся. Назвать такое утро «добрым» не поворачивался язык. Не успели мы спуститься на первый этаж, как услышали уже реальный сигнал подъехавшего к дому автобуса. Каждый посмотрел на свои часы. Ещё не было и половины седьмого. Сонно бормоча проклятия в адрес маньяка Кайзера и такой жизни вообще, мы достали из холодильника заготовленные с вечера свёртки с бутербродами и выползли на улицу. За рулем сидел мрачный, как это осеннее утро, Кайзер. Во рту дымил окурок, угловатая физиономия тускло освещалась зелёным светом от приборной доски.

— Чешь, хлопаки! — по-военному рявкнул он. — Просыпайтесь, курвы! — приятельски подбадривал нас. Мы как зомби расползлись по углам грузового отсека, примостились среди одеял и рабочей робы, и провалились в дремоту. Рулевой обоза Кайзер, совершая маршрутные остановки, подбирал таких же сонно мрачных членов своей бригады. Становилось всё тесней. Кто-то курил, от кого-то разило алкогольными парами совсем недавно выпитого.

Всё это напоминало мне Советскую Армию с казармой, двухъярусными койками, храпом и смрадом.