Америkа (с примечаниями редактора)

Скандалище грянул - до небес. Вербовка дипломатов - это вообще игра на грани фола, а уж тем более с такими живописными подробностями. Инициаторов провальной операции сослали мелкими полицейскими чиновниками в глубочайшую провинцию, а Топографическая служба получила приятную возможность поупражняться в остроумии на предмет перверсивного поведения конкурирующей Конторы, порождаемого, как учат классики, ее сексуальной несостоятельностью, и продираться сквозь те заросли цветущей и колосящейся похабени стало вскоре решительно невозможно...

Англичане меж тем и сами оказались перед сложной дилеммой: признавать ли факт, и если да, то в каких пределах. Черту под сомнениями, однако, подвел тогдашний шеф дипломатического ведомства, выдавший чеканную формулировку: "Он, конечно, пидор во всех смыслах - но он наш пидор!" История, соответственно, была объявлена чудовищной провокацией русских секретных служб, вознамерившихся таким способом замарать белоснежные ризы британской дипломатии, а сэр Генри нежданно-негаданно получил индульгенцию и на все предшествующие свои похождения тож - ибо любые напоминания о них теперь относились на счет "руки Петербурга". Оправившись от пережитого страха и сочтя себя в полной безопасности, сэр задумал (и частично осуществил) страшную месть: опубликовал мемуар "Петербург с изнанки", в коем детальнейшим образом и с большим знанием дела расписал развлечения российской элиты. Пером он владел неплохо, а кокаин, как выяснилось, ничуть не притупил его память на имена и даты, так что книжка имела все шансы выбиться в бестселлеры. По счастью, русское дипломатическое ведомство нашло-таки способ надавить ненавязчиво на британских коллег, так что в сочинении сэра Генри обнаружили внезапно разглашение кучи государственных тайн и спешно изъяли уже отпечатанный тираж.

Расторопшин в свое время прочел мемуар из чисто, можно сказать, этнографического интереса, никак не думая, что информация та когда-нибудь ему пригодится. А вот поди ж ты...

- Простите, капитан, но сэр Генри Болдуин занесен в наш черный список. Я требую, чтобы вы немедля покинули территорию клуба.

- А мы не уйдем! - спокойно отозвался Расторопшин, приобняв побледневшего Сашу. - Нам, собственно, некуда...

- Вы вынуждаете нас прибегнуть к крайним мерам, - пожал плечами распорядитель и, не скрываясь, сделал знак двум парам мордоворотов (копии тех, что со входа), бесшумно возникшим по обоим концам зала.

- Стойте! - властно воздетая рука Расторопшина магическим образом сформировала центр неподвижной композиции. - Мы уже вошли в этот храм, коснулись алтаря и пользуемся теперь правом быть хотя бы выслушанными. И я был бы крайне обязан вам, сэр, - обернулся он к знатоку истории спецслужб, чьи познания в английском были вполне уже сертифицированы, - если бы вы довели до собрания суть моих предложений, по-русски. Прошу вас как джентльмен джентльмена.

- Почту за честь, сэр!

Перевод оказался заметно красочнее оригинала. Прекрасный юноша, нежный и чистый, расцветший подобно крокусу в проталине русских снегов. Негодяй-лендлорд, вознамерившийся сорвать тот цветок силой. Проезжавший по делам службы британский офицер, не смогший чинно отвести глаза в сторону от творящейся мерзости. Бегство вдвоем. Безумная ярость лендлорда, поклявшегося настигнуть беглецов, пользуясь своими связями в полицейском ведомстве, и отдать эфеба на поругание всей шайке своих телохранителей...

- Суть моего предложения проста, джентльмены. Сэр Генри рассказывал мне, что в клубе порой практикуются игры на серьезную ставку - серьезней некуда. Вот такую игру я вам и предлагаю. Я ставлю свою голову - в обмен на право убежища для моего юного друга. У вас тут, я вижу, есть четверо kazaki - и я готов биться с ними со всеми, на ваших условиях. Рукопашный бой - хоть бокс по правилам Лондонского призового ринга, хоть дзюдзюцу, дуэль на ножах, на револьверах, "калифорнийская рулетка" - выбор за вами, джентльмены! В случае моей победы мы становимся членами клуба, при поражении - вы дадите убежище мальчику. Я знаю - вы достаточно влиятельные люди, чтобы избавить от преследования полиции и настоящего преступника, а он всего лишь беглец, не причинивший никому зла... Что скажете, джентльмены? - и он обвел взором застывший зал, улыбаясь волчьей улыбкой - той самой, какой, наверное, елизаветинские "морские ястребы" улыбались втрое, вчетверо, вшестеро превосходящим их числом испанцам.

- А если с четверыми сразу? - негромко спросил не вмешивавшийся ранее в разговор седеющий джентльмен, простота наряда которого ясно говорила о том, что он тут из самых главных.

- Идет! - без раздумья откликнулся он. - Но тогда выбор оружия - за мной. И я выбираю русские армейские револьверы - пятизарядный "калаш", сорок пятый калибр.

- Браво! - сдвинул ладоши седеющий, и в тот же миг зал взорвался аплодисментами. Хлопали все - ну, кроме телохранителей, на лицах которых, впрочем, читалось явственное облегчение. Откуда-то сам собою возник поднос, уставленный стаканами вискаря: ""Гленморандж", сэр, двадцатилетний!"