Американ Босс (СИ)

— Ты главное не подумай, Никуш, что я тебя в чем-то подозреваю. Во- первых, я доверяю тебе, а во-вторых, вы ведь с Максимом этим родственники, пусть и не кровные.

От такого двойного пинка по совести в горле резко начинает першить, и быстро подношу к губам кружку с чаем, чтобы его смочить. Чай оказывается слишком горячим, чтобы смочь его проглотить, и я просто сплевываю его обратно, предварительно превратив язык в паровую тефтелю. Иллюстрация на всю мою двадцати однолетнюю жизнь.

Я морщусь от боли, но именно она приводит меня в себя, и я решаю прекратить свои мучения здесь и сейчас. В конце-концов, то что я готова была отдаться в Кэпу в прихожей, пока на кухне сидит Глеб, о чем-то говорит? Например, о том, что если даже в короткий трехмесячный конфетно-букетный период я заглядываюсь на другого парня, то и продолжать такие отношения не имеет смысла. Ну и еще, возможно, о том, что я похотливая извращенка.

— Глеб, медведь и цветы, это очень приятно, но, думаю, наши отношения на этом стоит закончить, — выпаливаю на одном дыхании и машинально поднеся ко рту чашку, чтобы заглушить волнение делаю еще один глоток. Тефтеля в моем рту мгновенно превращается в запеченный шницель и все что мне остается это ругать себя за идиотизм и беззвучно скулить от боли.

— Почему, Никуш? — медленно произносит Глеб, поднимая брови. Он выглядит точно таким же ошарашенным и растерянным, точно как я после просмотра последней серии Игры Престолов, и сердце прокалывает суровое чувство вины. Надеюсь, что и сценаристам сейчас также стыдно и плохо.

— Думаю, что мы попали на неудачный период в жизни друг друга. Учеба съедает все твое время и пора признать, что я для тебя не на первом месте. Я не обвиняю тебя в следовании за мечтой, Глеб. Просто вышло, как вышло.

Тяжело. Ой, тяжело. Глеб так тихо сопит, что мой зародышевый материнский инстинкт рвется наружу, чтобы погладить его по голове и утешить.

— Ты очень важна для меня, — Глеб так активно вращает в руках чашку, словно заново ее лепит. — Жаль, что я дал тебе повод думать иначе. Я могу попытаться все исправить. Я привык много времени отдавать учебе, а так как у меня нет большого опыта в отношениях, для меня всегда было это естественно. Но я готов пытаться, если ты мне поможешь. Я не всегда чувствую, как правильно, но я готов прислушиваться и стараться.

Черт, ну за что мне это, а? Почему Глеб не может взвизгнуть как истеричная сучка, чтобы меня взбесить, или грохнуть чашкой по столу, чтобы разозлить? А не вот это вот все.

— Глеб, уверена, так будет лучше.

— Думаю, ты ошибаешься. Вернее, ошибался все это время я, будучи эгоистом. Никуш, — Глеб поднимает глаза и смотрит на меня честно и спокойно, хотя голос звучит немного взволнованно. — Я не хочу обвинять тебя в поспешности решения, но дай себе время еще раз все обдумать. Ведь еще вчера ты хотела видеть меня на рабочем корпоративе, и будет неправильно обнаружить, что твое решение отчасти продиктовано под влиянием обиды. Просто подумай еще раз, хорошо? А пока мы можем общаться просто как друзья. Обещаю, я не буду на тебя давить. Если спустя время ты поймешь, что по-прежнему хочешь закончить все между нами, я это приму.

Как ему удается всегда оставаться таким здравомыслящим и рассудительным? Я прямо импульсивным ребенком чувствую себя рядом с ним, ей Богу. Может, он и прав, и мне действительно нужно время все обдумать? Не хотелось бы кусать локти от того, что я рассталась с хорошим парнем ради одноразового секса. «Пяти-десяти раундов секса», заискивающе напоминает внутренний голос. Даже если и так. Хватит быть ветреной клушей, Никуша. Нужно хорошо все обдумать.

— Я подумаю, Глеб, — согласно киваю. — Но буду с тобой честной: свое решение я вряд ли изменю.

Глеб поджимает губы в грустной понимающей улыбке и, поднявшись со стула, нерешительно замирает на месте.

— Я пойду, Никуш. Проводишь?

— Конечно, — спешно киваю. На душе кошки скребут от того, каким подавленным он выглядит. Глеб совсем не похож на парней, с которыми мне приходилось иметь дело и потому сейчас привычное амплуа боевой сучки мне натирает и жмет.

Глеб аккуратно зашнуровывает идеально чистые ботинки и, выпрямившись, посылает мне теплую улыбку:

— Взвесь все хорошо, малыш, — делает шаг ко мне и прикладывается к щеке поцелуем. Я задерживаю дыхание, когда его гладкий как младенческая коленка подбородок соскальзывает ниже, а губы касаются моего рта. Никаких тебе осадков в отсутствующих трусах, ни слюнособирательного аромата грейпфрута в носу, никакой жадной требовательности. Чертов Кэп. Стратег восьмидесятого левела. Он точно знал, что делал, когда напоследок запихнул язык мне в рот.

Я уворачиваюсь от крадущегося мне в рот языка и жестом деловой леди одергиваю на груди халат.

— Маме передавай привет, Глеб, — отступаю назад. — И поздравь ее с новыми качелями.

Ох, Ника-Ника. Даже на прощанье не смогла спрятать злопамятную стерву.