Второй за ночь произношу эту фразу. А мама еще говорит, что я не умею держать себя в руках. Я бы за такую выдержку на месте Путина меня на государственную награду номинировал. Один орден на грудь, другой на ширинку "За уважение к российским женщинам". В Кремле и за меньшие заслуги дают.
Ни-ка отстраняется, и мне сразу же нелогично хочется вернуть ее обратно, а чтобы занять руки я продолжаю шарить по стене в поисках выключателя и, наконец, его нахожу. Он так низко расположен, словно по задумке включать его нужно ногой.
По прихожей рассыпаются брызги диодного света, заставляя жмуриться с непривычки. А когда снова открываю глаза, из легких вырывается измученное:
— Блядь.
Упрямый олененок и не думает сдаваться. Напротив, пускает в ход тяжелую артиллерию: наполовину расстегнула свою кружевную майку и теперь я вижу ее сиськи. Они еще красивее, чем я представлял: розовые и круглые, покрытые мурашками, соски напряженные. А соски — это моя слабость. А соски Ни-ки — это слабость в кубе. Чем больше я на них глазею, тем больше во рту слюна собирается от того, как сильно я хочу коснуться их языком.
— Ты не передумал, Максим? — томно шепчет Ни- ка, пока не сводя с меня затуманенного синего взгляда, продолжает один за другим расстегивать крючки.
Она сказала "Максим", а я услышал "трахни меня жестко". Блядь, Капитан Америка ведь тоже не железный.
Я дергаю ее к себе за руку, и на лету ловлю ртом ее сосок. Почти как дрессированная собака фрисби.
— Черт, черт, черт, — тихо постанывает Ни- ка, пока я глажу его языком. Я бы тоже такое постонал, но у меня рот ванильным десертом занят.
— Трахни меня, Кэп, — тянет меня за волосы. Больно между прочим, но сейчас мне это нравится. — Здесь, у стенки.
Каждое ее слово летит в цель. Чертова Бэмби. Сексуальный снайпер. Выпустила обойму Виагры мне в трусы.
— Завтра ты пожалеешь, — хриплю, с сожалением выныривая из кондитерской витрины, в которой мечтаю слечь с диабетом.
— Не пожалею.
Конечно, она пожалеет. А я себе не прощу, что воспользовался ее состоянием. Путин и маме должен орден презентовать " За российский вклад с американское воспитание" Поэтому я со вздохом взваливаю Бэмби на плечо и тащу в полумрак квартиры.
— Спальня где?
— Направо… Ой, то есть наоборот.
Прикинув, что наоборот, это налево, толкаю светлую дверь и пинаю коленом выключатель. Постер 30 seconds to Mars на стене, большая кровать с розовым икеевским комплектом, белый лифчик и красные кружевные стринги, висящие на спинке, усыпанный наклейками МакБук на тумбочке и куча цветных карандашей рядом. Так я себе примерно комнату олененка и представлял. Великолепный хаос.
Я аккуратно сваливаю Ни- Ку на кровать, и, сцепив зубы, отвожу глаза в сторону, потому что она мгновенно начинает на ней извиваться похотливым ужом. Прижимает ступню к моему колену и, перебирая пальчиками, покрытыми розовым лаком, тянет ее вверх. Если она коснется моей ширинки, ее жителя разорвет как токсический кактус, а потому я перехватываю ее ногу, и, опустив на розовый йэттеваллмо, начинаю снимать с Бэмби джинсы.
Она с энтузиазмом помогает мне, поднимая бедра, и теперь помимо того, чтобы на нее не смотреть, мне еще нужно перестать дышать, потому что мне кажется, что я чувствую запах ее возбуждения.
В последний раз с тоской и слюной взглянув на сладкую тройку и, прикинув, что под полупрозрачным кружевом у Бэмби, похоже, скрывается идеальная бразильская эпиляция, в тысячный раз прошу прощения у ЭмДжея, и накрываю эти сокровища одеялом. Блядь, теперь Бэмби моя стократная должница.
— Эй, ты чего? — обиженно тянет Ни- ка, высовывая веснушчатый нос из-под одеяла.
— Тебе нужно поспать. А мне нужно ехать.
Лицо подвыпившей соблазнительницы мгновенно сменяется маской фурии, и Ни- ка поднимается на локтях.
— И ты туда же, Кэп. Да что, мать вашу со мной, не так? Меня, может, зрение подводит, и на самом деле я уродина? Почему никто не хочет заниматься со мной сексом?
ЭмДжея что ли дать ей подержать, чтобы оценила степень моего "не хочу". Так, стоп. Перематываем назад. Всмысле " никто не хочет"? Этот хорек ее, что ли, не трахает?
— А с парнем твоим ты разве…? — у меня от удивления дале голос сел
— Три месяца, — жалобно хнычет Бэмби, снова падая на подушки. — Три месяца и ничего.
Охх, тупой жалкий мудак. Это где ж такие берутся. Он не из Канады, случайно?
— Тогда зачем ты с ним? — вырывается из меня, потому что я правда не понимаю. Да она же охрененная. Красивая, сексуальная, забавная. Для чего такой бомбе вялый валенок?
— Он хороший, умный и собранный. А я такая… — Ни- ка морщит нос, совсем как дед Игорь, когда говорит о женщинах, — безалаберная. Вечно меня на всяких плохишей тянет…то диджей, то автогонщик. Хочу, чтобы в моей жизни было хоть что-то нормальное.
А пока я пытаюсь понять, что плохого в диджеях и автогонщиках, Бэмби сонно бормочет:
— Ты воплощение всего, от чего мне надо держаться подальше, Кэп. Но у тебя такая красивая улыбка…и задница выше всяких похвал. — и уже через секунду раздается ее мерное посыпывание.
Бэмби снова уснула, оставив меня наедине с недоумением и мучительным стояком.