Раздается скрип закрывающейся двери, и я понимаю, что деликатный Сеня тоже вышел. Я и полуголая Бэмби теперь одни. Адова баня.
— Переворачиваться будешь? — хриплю.
Хочу, чтобы Бэмби отказалась. Потому что рано или поздно моему терпению придет конец, и парить Бэмби будет уже не веник, а ЭмДжей.
— Спасибо, — с глухим бормотанием Ни-ка поднимается. — думаю, хватит.
Двоякое чувство. Облегчение и разочарование.
— Плавать пойдешь? Я собираюсь.
Лицо Бэмби малинового цвета, когда она слезает с полога и старательно отводит в сторону глаза.
— Ты бы отсиделся немного, Кэп. Стриптизерш напугаешь.
И тройной бандаж из полотенца моего разбухшего гулливера не спас. Что поделать.
Остаток вечера проходит погано. Ни-ка весело полощет свои идеальные тройки в бассейне, а я как инвалид, прикованный непрекращающимся стояком к стулу, беспомощно наблюдаю, как вокруг нее нарезает круги плавающий Влад. Куриного говна что ли ему в салон подкинуть.
Наконец, Ни-ке надоедает меня мучить. Она вылезает из бассейна и, туго замотавшись в полотенце, подходит к Лесе, которая на своем питекантропском воркует с Сеней. Посовещавшись с подругой, выпрямляется и объявляет:
— Всем спокойной ночи. Я иду спать.
Влад расстроено скулит, а я облегченно выдыхаю. Отлить хочу уже минут сорок никак и не могу встать.
Финал вечера легко прогнозируем: мы с Борей пьем пиво и разговариваем за жизнь, Сеня влюбленной присоской сидит возле хохочущей Леси, Индира, отчаявшись вызвать мой интерес, перекочевала в компанию к Владу и Харибо. Тот полчаса погрустил без Бэмби, но быстро утешился предстоящим ЖМЖ, судя по его довольной роже.
Через полчаса они втроем уходят на второй этаж, следом за ним идут Сеня с Лесей. Мы с Борей допиваем пиво, делаем последний заход в баню, где безжалостно по-мужски отдираем друг друга вениками, после чего он уходит спать, а я на правах наследника начинаю укладывать пустые пивные бутылки в мусорный пакет.
После того, как спа-зона выглядит более менее прилично, поднимаюсь на второй этаж, в коридоре которого меня настигает дилемма, где спать, потому что, судя фальшивым стонам, в моей спальне в разгаре тот самый ЖМЖ. Мысленно пожелав Владу подцепить герпес, со вздохом направляюсь в святыню, то бишь в спальню деда, которую я клятвенно обещал себе не трогать. Если там Сеня питекантропа на своем вертеле жарит, вытряхну их в коридор.
Но когда я открываю дверь, выясняется, что жареным тут и не пахнет, а пахнет ванилью и жасмином, потому что в королевской опочивальне, высунув длинную ногу из — под одеяла, спит Бэмби.
«Вали отсюда, — услужливо подсказывает здравый смысл. — К Боре ляг, или у Сени свечку подержи. Еще внизу есть диван. Сидения в Камаро разложи, в конце-концов»
«Трусы снимай и под одеяло, — перебивает его ЭмДжей. — даже думать тут нечего»
Трусы я не снимаю, но дверь закрываю и на кровать ложусь. В конце концов, какого черта я должен спать в машине, слушать храп Бори или смотреть на дергающуюся задницу Сени. Я вообще сюда первый приехал.
В комнате щедро работает кондиционер, включенный дорвавшейся до холода Бэмби, а так как она заграбастала все одеяло, мне приходится тактично его отвоевывать. Ни-ка недовольно сопит, но одеяло великодушно жертвует, после чего поворачивается ко мне задом. Мне бы успокоится и уснуть, но какой тут на хер сон, когда у меня перед глазами маячат два упругих полушария, разделенные тонкой полоской стрингов и голая поясница под задравшейся футболкой.
Чувствую себя как в четырнадцать, когда впервые на вечеринке с девчонкой лежал в кровати. Даже пальцы колет от того, как я хочу ее потрогать.
Протягиваю руку и касаюсь дотрагиваюсь до ее бедра. Горячее и шелковистое. Еще бы, я душевно его отхлестал. Чувствую себя извращенцем, который лапает девчонок во сне. Но у меня железобетонное оправдание: я больше недели не трахался, а на Бэмби у меня неконтролируемо стоит.
Мерное дыхание Ни-ки переходит в ускоренное сопение, очевидно от того, что моя рука гладит ее бедро. Это само собой как-то выходит. Я просто не могу остановиться. Бэмби что-то невнятно бормочет, и даже мысленно готовлюсь к пощечине, если она сейчас проснется, но вместо этого она тихо стонет и сильнее отклячивает зад.
Мысленно смиряюсь с тем, что я долбанутый извращенец, я продеваю палец в полоску ее стрингов и несильно тяну. Ни-ка издает какой-то звук похожий на хныканье, от которого я окончательно дурею, и скольжу пальцами по ее животу к груди и глажу сосок, давясь собственной слюной. Я точно больной.
Раздается еще один сладкий стон, за которым следуют тычок локтем и сонный голос очнувшегося олененка:
— Эй… какого черта…
У меня слишком стоит, чтобы смутиться или дать заднюю, поэтому я тяну полоску ткани сильнее и, сжав ладонью ее грудь, целую ее шею.
— Свои, Бэмби. Всего лишь взымаю должок.
На секунду Ни-ка превращается в камень, и я слышу ее утяжелившееся дыхание.
— Говорил, что пальцем ко мне не притронешься.
— Соврал.
— Руки убери, Кэп, — шепчет Бэмби, заведя назад руку, царапает ногтями мою шею и трется задом об ЭмДжея, от чего у меня во второй раз за сегодняшний вечер закладывает уши.