Американец

— Да, тогда в Голландии было нелегко, это точно. Репрессий хватало выше крыши.

Последовала короткая пауза. Она внимательно его оглядела. Затем произнесла:

— Я не голландка.

— Да, простите. Похоже, вчера я несколько ошибся.

— Ничего страшного. В данном случае и да, и нет. Меня можно считать и голландкой, и кем хочешь еще. Я жила практически во всех странах Европы. Благодаря папе. Ему приходилось тут везде работать.

— Этим и объясняется ваше знание стольких языков?

Она усмехнулась.

— Возможно. Но… но почему Компьень? Какие такие воспоминания, если, конечно, можно спросить, вас туда тянут?

Палмер молча доел свой рогалик.

— Кое-что, оставшееся после последней войны. На самом деле ничего особенного. — Не рассказывать же постороннему человеку о нескольких днях чудовищной неопределенности, о том, как с риском для жизни ему удалось сбежать оттуда, о женщине… — Это случилось во время войны, — как бы в забытье пробормотал он.

— Значит, вы тогда были во Франции, так ведь?

Он молча кивнул.

— Через день после освобождения Парижа. — Тогда ему приходилось думать, много думать, как выбраться из всей этой каши. Живым. — Впрочем, это далеко не самая интересная история. В общем, ее лучше увидеть, чем самому себе пересказывать.

Грегорис слегка нахмурилась.

— Простите, а можно чуть пояснее?

— У нас в Штатах есть очень популярная школьная игра для детей, называется «покажи и расскажи». — Он остановился, почему-то печально вздохнул. — Они приносят в школу самые разные вещи, собственно говоря, любые, и рассказывают о них реальные или придуманные истории. А потом их все вместе обсуждают.

На ее лице показалась добрая улыбка. Наконец-то!

— Да, для детей это, наверное, просто здо́рово.

— Возможно. Хотя, я, похоже, уже слишком стар для этого. Для меня важнее показать что-то, и пусть это само объяснит, что оно такое.

У Палмера вдруг появилось странное ощущение, что ей трудно говорить на личные темы. Почему? Из-за его профессиональной сдержанности?

И все-таки ее прорвало.

— Скажите, а у вас есть дети? — неуверенно спросила она.

— Да, трое.

— Можете показать их фотографии?

— У вас такой большой опыт общения с американцами? — широко улыбнувшись, поинтересовался он. — По-вашему, мы все моментально достаем бумажник с фотографиями своих детей?

— А у вас что, нет? Ни одной?

Палмер покачал головой.

— Они уже совсем большие. Самому младшему уже четырнадцать.

— А старшему? Тоже мальчик?

— Да. Ему сейчас восемнадцать.

— Мальчик. Восемнадцать. — Ее лицо помрачнело. — Но тогда ему грозит армия! Вы что-нибудь делаете, чтобы избежать этого?

Прежде чем отвечать, Палмер аккуратно разрезал булочку на две части, намазал их маслом.

— Честно говоря, его школьные успехи оставляют желать лучшего, хотя, как мне кажется, дорога в колледж ему будет открыта. Его мама… — Он остановился, неторопливо откусил кусочек, тщательно прожевал его.

— Она что, не здесь, не вместе с вами? — с невинным видом поинтересовалась Грегорис.

— Нет, мы разведены. — Палмер сделал пару глотков еще теплого кофе. Надо менять тему разговора. Собственно, он упомянул о своей экс-жене Эдис только потому, что ее двоюродная сестра была замужем за директором небольшого, но вполне уважаемого колледжа в штате Мэн, и значит, есть шанс, что его сын Вуди, несмотря на его чудовищные, совершенно провальные оценки, будет туда принят. Впрочем, вряд ли мисс Грегорис все это интересует.

— Ее фотографии у меня с собой тоже нет, — почему-то сказал он.

Они оба, не сговариваясь, рассмеялись. Затем она достала из своей кожаной сумочки светло-зеленое портмоне с золотистым тиснением, из карманчика которого вытащила небольшую цветную фотографию девочки лет четырех с округлым лицом и каштановыми локонами. Без сомнения, похожа на мисс Грегорис.

— Это либо вы в раннем возрасте, либо…

Она положила фотографию на стол прямо перед ним.

— Моя дочь Таня. Живет с моими родителями. В сентябре ей будет уже пять.

Палмер никогда не знал, что делать, когда ему суют под нос снимки чужих детей. Наверное, именно поэтому никогда не носил с собой фото своих. Тем не менее, он взял фотокарточку ее дочери, подчеркнуто внимательно рассмотрел.

— Да, очень хорошенькая девчушка.

Обычно в таких случаях владельцу принято говорить множество приятных, но совершенно лишенных смысла слов. Палмер насмотрелся всего этого на деловых встречах и собраниях. Клише за клише… Но одно дело, когда имеешь дело с мужчинами, а вот с женщинами ему еще не приходилось обмениваться комплиментами. Так что лучше и не пробовать, подумал он. Особенно с такими, как мисс Грегорис. Наверняка тут же заметит откровенно льстивую фальшь.

— Вы часто видитесь с ней?

Она медленно покачала головой, спрятала фото дочери в портмоне, открыла свою кожаную сумочку и с сердитым восклицанием: «Господи, какая же я дура!» — достала оттуда запечатанный конверт с логотипом ЮБТК в правом верхнем углу.

— Мистер Добер поручил мне передать его вам, а я заговорилась и совершенно забыла. Ради бога, простите! Вот, пожалуйста…