Американец

Им! Оттуда, из Восточного блока. Так это на Западе обычно и понималось. Кому как не Палмеру, столько лет прослужившему в военной разведке, было знать, что этих «им», которые действовали по всему миру, была далеко не одна сотня. Причем одни работали открыто, но, само собой разумеется, под прикрытием, а другие тайно. Все зависело от функции и конкретного задания. Тот факт, что фотография Тани, скорее всего, была сделана за Берлинской стеной, невольно наводил на мысль об участии в этом агентуры ГДР. Что ж, может, именно так оно и было. Но вполне могло быть и искусно подготовленной подделкой, чтобы скрыть реальных исполнителей, чтобы направить всех по ложному следу. Для тех, кто так или иначе связан с проведением тайных операций, фабрикация такого рода псевдофактов — дело, мягко говоря, более чем привычное. Более того, естественное и жизненно необходимое. Как для всех нас глоток свежего воздуха.

В этом-то и проблема, подумал Палмер, продолжая молча наблюдать за стоявшей у окна девушкой. Кто она? Любитель? Невольное орудие, которое используют в темную? Невинная, ничего не подозревающая овечка? А может, просто-напросто великолепный профессионал? Да, чтобы разобраться со всеми этими наслоениями, нужен не менее хороший профи. Естественно, с другой, противоположной стороны. И главное, постараться определить — это ловкая подделка или все-таки так оно и есть. Погруженный в свои невеселые мысли, Палмер тяжело вздохнул.

Элеонора переменила позицию и повернулась к нему.

— Что, проблема? Интересно, какая?

— Только ты.

Она оперлась локтем на подоконник, оттопырив свои округлые ягодицы.

— Я? Я доставляю тебе проблемы? Какие же?

— Да нет, лично с тобой проблем нет. Я с тобой счастлив. Ты мне доставляешь только радость… Дело совсем не в этом.

— Тогда в чем? — Ее лучистые глаза под высоким лбом расширились от удивления. — Разве счастья уже недостаточно? Pauvre petit.[28]

— Ладно, обойдемся без сарказма. Особенно любимой женщины. — Он усмехнулся, махнул рукой и вдруг почувствовал прилив совершенно непонятного желания. Неизвестно почему, но оно вдруг появилось. — Хорошо, ты готова услышать правду?

Она изобразила на своем привлекательном личике забавную гримаску, сделала большой глоток из своего бокала с ликером.

— Ну что ж, тогда да здравствует истина. Вперед, вперед! Не стесняйся. Надеюсь, я переживу. — Ее голос звучал довольно грустно, но при этом как-то довольно бесцветно.

Палмер нахмурился. Ему самому совсем не хотелось затрагивать этот вопрос. Зачем? Да, но ведь он только что сказал ей главную правду. О том, что счастлив с ней, что любит ее, что она его женщина. И в одну короткую секунду все это потерять?

Такого с ним еще никогда не бывало. За всю его долгую жизнь. И что, разрушить это, превратить в пух и прах одним-единственным вопросом? На который может последовать совершенно неожиданный и, что еще хуже, убийственный ответ. Так сто́ит ли?

— Знаешь, я почему-то боюсь его задавать, — неожиданно для самого себя произнес он.

Она поставила недопитый бокал на подоконник, подошла к нему, наклонилась, в полутьме прикоснулась сосками своих шикарных грудей к его голому телу. Затем села на краешек постели и начала языком ласкать его живот, ну и все остальное…

— Все будет намного проще, если не задавать ненужных вопросов. Ты прав, а зачем?

— Да, мне это вполне знакомо. Во всяком случае, было когда-то.

Элеонора приподняла голову.

— Вы, американцы, любите задавать вопросы. Иногда даже не думая о последствиях. — Она снова опустила свою руку на его уже возбужденный член, погладила его. — А когда получаете нужную вам информацию, то используете ее, как вам нужно. Не более того. По-нашему, это вроде как не совсем по-людски.

Он медленно покачал головой.

— Мне кажется, я уже просил тебя не проявлять антиамериканизм, особенно со мной.

— Ну а что прикажешь мне делать, когда ты поступаешь, как самый кондовый янки?

— Вообще-то, варианты всегда найдутся. Для начала можно сделать вид, что ты ничего не заметила, — предложил он. — Не было и не было. Чем не выход? Вежливо — и всем хорошо.

— С чего бы это?

— А с того, что… — Он бросил на нее быстрый взгляд, хотя его сердце уже билось, как у загнанного в угол хорька.

— Так с чего? — настойчиво повторила она вопрос.

— С того, что я… я тебя люблю. — Его ответ показался неожиданным даже ему самому. Но он прозвучал. Четко и определенно.

На какой-то момент в комнате воцарилась полная тишина. Слышно было даже, как на улице процокали каблучками две женщины.

— Тебе было очень трудно произнести это, так ведь? — дождавшись, пока звуки шагов полностью пропадут, спросила она.

Палмер кивнул.

— Да, именно так. Честно говоря, такого у меня давно уже не было.

— Что ж, не так уж и плохо.

— Хотя, когда иногда раньше это и бывало, то обычно мало что значило. Просто слова, слова, слова, сказанные чаще всего по случаю. А вот сейчас… Сейчас я хочу, чтобы ты знала: так оно и есть.