Американец

Пилот вертолета, веселый сержант, всю дорогу пел песни, наплевав на то, что с ним летят трое офицеров, двое из которых в довольно высоких званиях. Хотя тут не сильно-то его упрекнешь — полностью открытый Си-шестой гудел так, что я лишь изредка мог расслышать отдельные отзвуки песни пилота. К сожалению, в новенькой машине не хватало средств внутренней связи, и мы с товарищами из комсостава сидели всю дорогу молча, не имея никакой возможности поговорить.

Внизу проплывали леса и поля, деревеньки и линии железной дороги. Сильно удивило то, что нигде не было видно колонн войск. Может, это потому, что сейчас день и войска разумно прячутся, избегая вероятной опасности столкнуться с вражеской авиацией? А может, просто фронт не нуждается пока в подкреплениях в районе Минска и его УРов? Кто его знает…

— ПОДЛЕТАЕМ! — Ничего себе голос у пилота! То песни орал и при этом его еле слышно было, а тут так рыкнул, что всем сразу все стало ясно.

Довольно легко вертолетик пошел на посадку и, слегка стукнувшись о землю, наконец замер и замолчал.

— Прилетели, товарищи командиры, — широко улыбнувшись, сообщил пилот.

Дерби и Карпов вылезли из транспорта очень шустро, но без особого энтузиазма. Их слегка позеленевшие лица красноречиво гласили о легком укачивании. Непривычно-с. Понимаю, меня тоже чуточку укачало.

Выбравшись из вертолета, я огляделся и удивился тому, что мы приземлились прямо возле домов на окраине Могилева. Вот так удобство! Многоэтажек-то как много! И стройки вон в стороне, но, похоже, уже свернутые. Город развивался больше и больше. Советский Союз рос и крепчал. Да-а… А это кто там, у домов, не рейнджеры ли? Машут руками. Точно, рейнджеры…

Странно, но после того, как мы прилетели в Могилев, мир словно посерел и сжался. Все стало скучно и безынтересно, даже редкие и слабенькие налеты немецкой дальней авиации, сопровождаемые очень интенсивным зенитным огнем, не нарушали общего спокойствия.

Мое возвращение в батальон хоть и было воспринято взводом довольно тепло, но в памяти особыми моментами не отложилось. Прибытие майора-комэска из ЭБГ с наградой и деньгами за сбитые самолеты тоже прошло буднично. Вручили, поздравили, разошлись. Вечером немного погудели в честь моей маленькой победы над асами Геринга — и все. Потекли дни пустоты. Лишь вечерами они обретали краски, когда я выходил на окраину города и смотрел на движущиеся к фронту в полутьме колонны автомашин с войсками, артиллерией и боеприпасами. Даже удивительно, как быстро и без проблем они прошли для меня.

Зато часто я размышлял. Никто не упрекал меня за то, что я — ценный путешественник во времени, уникум и просто необычный объект, вероятно, интересующий многих медиков, — наплевав на собственную безопасность, взял и вернулся в батальон, дабы продолжать службу. Можно, конечно, отметить положительные изменения в моих взаимоотношениях с рейнджерами. Мы перестали притворяться. Лишнего говорить не хотелось, просто это ни к чему. Если меня спрашивали о каких-нибудь фактах моего мира — я отвечал по возможности. Но никто не наседал с расспросами, ничего об оружии или технологиях не спрашивали, в основном интересовались, что к чему в обычной жизни того, другого мира, откуда я пришел.

Меня также удивляло другое — батальон совершенно не хотели отправлять на фронт. Нас держали в Могилеве, и мы с грустью смотрели вслед постоянно проходящим через город частям Экспедиционного корпуса и РККА.

И все было пусто… Люди расслаблялись, отъедали себе животы и тихонечко тупели. Американцы превращались в американцев, но уже конца двадцатого века… Обидно, но что тут поделаешь, если нет у нас работы?.. Точнее, не было, пока не наступил банальнейший воскресный день, отмеченный на календаре датой 7 сентября. Тогда-то все треснуло по швам.

— Пауэлл! Просыпайся!

Та-а-ак… Раз Кинг глотку рвет и меня за плечо трясет, то что-то накрылось медным тазом. Спал я всегда чутко и после первых возгласов заместителя тут же проснулся и стал полностью вменяем. За окном уже светло, но солнце еще невысоко. Часов шесть, наверное. Передернув плечами от уходящего ночного холода, я сел на кровати. Ночами уже холодновато, хотя дни все еще очень жаркие. Осень пришла…

— Что случилось, Сэм? — Наше с сержантом общение давно перешло на «ты» и без лишних «сэрканий». Лишнего панибратства тоже не было — Кинг всегда здраво держал дистанцию при сторонних наблюдателях и солдатах батальона, а с глазу на глаз мы с ним общались как хорошие знакомые. Вот странно, первый сержант, по-русски старшина, которому положено занимать должность в командовании роты или самостоятельно командовать взводом, находится в подчинении взводного лейтенанта. Хотя чего странного? Головой подумай, Артур. Он ведь дублер: если я накосячу, он будет исправлять…

— Немцы прорвали фронт! — Это было предсказуемо, но… все равно неприятно и страшно. — Поступил приказ всем офицерам батальона собраться в штабе. Майк, похоже, нас перебросят на фронт.

— Ясно. Сейчас я соберусь — и пойдем в штаб. А пока расскажи, что знаешь о прорыве…