Американец, или очень скрытный джентльмен

Paglia: солома. Почти при всякой горной деревушке имеется такая вот pagliara, летний поселок, расположенный еще выше в горах, куда жители перебирались в былые времена на пастбищный сезон. Теперь эти поселки, как правило, заброшены, тропки заросли, крыши провалились, в окнах нет ставней, трубы не дымят. Иногда сюда добираются лыжники, но редко задерживаются.

Я запираю багажник, где лежат оба рюкзака, пересекаю луг и направляюсь к разрушенной деревушке. Выглянуло солнце, но теперь это уже не имеет значения. Здесь никто не заметит блеска его лучей на лобовом стекле.

Травы высоки, под деревьями густая тень. Повсюду изобилие диких луговых цветов. Я никогда еще не видел столь прекрасного, столь нетронутого места: нежнейшие оттенки желтого и бордового, ослепительная белизна, яркий, бьющий в глаза алый цвет, изысканная лазурь. Кажется, что бог-художник забрызгал это поле краской, встряхнув мокрую кисть над изумрудной зеленью долины. Земля твердая, но не сухая, всему живому тут раздолье. В воздухе гудят насекомые, на высоко воздетых головках горного клевера хлопочут пчелы. Какие-то бабочки — не могу сказать какие — взлетают, потревоженные, у меня из-под ног.

На мне высокие ботинки, хорошая защита от гадюк, и я начинаю карабкаться к домикам. Я не могу приступить к делу, не убедившись, что вокруг никого нет. А вдруг с юго-запада в эту долину есть другой, более легкий путь и в поисках укромного и романтического местечка в эти домики наведываются влюбленные.

Я быстро перехожу от одной развалюхи к другой. Никаких признаков недавних посещений. Ни золы на камнях, ни кострищ, ни пустых банок или бутылок, ни презервативов, свисающих с кустов. Дойдя до последнего домика, я оглядываю долину в бинокль. Никаких следов недавнего человеческого присутствия.

Убедившись, что рядом со мной лишь насекомые, птицы и дикие кабаны — на влажной тропке, ведущей к озеру, отпечатались их копытца, — я возвращаюсь к «ситроену» и медленно спускаюсь в долину, порой налетая на скрытые травой камни. Я разворачиваю машину капотом в ту сторону, откуда приехал, и ставлю под кроной приземистого, но густого грецкого ореха, осыпанного полуоформившимися орехами, — он растет там, где заканчиваются деревья. Достаю рюкзаки.

На сборку перелицованного «Сочими» уходит примерно сто пятьдесят секунд. Я кладу его на водительское сиденье и разворачиваю кусок фланели, в котором лежат сорок патронов. Десять я заряжаю в магазин, потом вставляю его в рукоятку. Аккуратно прижимаю приклад к плечу, приставляю к глазу оптический прицел с резиновым наглазником. Внимательно оглядываю пруд.

Рука у меня уже не так тверда, как прежде. Старею. Мускулы слишком привыкли двигаться, а в состоянии неподвижности — расслабляться. Я более не владею в совершенстве искусством статического напряжения.

Убедившись, что меня скрывает тень орехового дерева, я утверждаю пистолет на крыше машины и целюсь в купу камышей на дальнем конце озера. Очень нежно, задержав дыхание, нажимаю на спусковой крючок, будто это Кларина грудь — маленькая, но чувствительная.

Раздается короткое «так-так-так». В прицел мне видно, как вскипает вода, немного вправо от камышей и примерно на четыре метра ближе.

Достаю из рюкзака часовую отвертку со стальной рукояткой и регулирую прицел. Заряжаю еще десять патронов. Так-так-так! Верхушки камышей как срезало, пули ударили в берег за ними. Вижу, как взбаламутилась жидкая грязь. Снова регулирую, снова перезаряжаю. Так-так-так! От купы камыша остались одни ошметки. В воздухе кружатся перья. Видимо, в камышах раньше гнездилась какая-то водяная птица, но теперь гнездо пустует — лето перевалило за середину, птенцы вылупились и уже встали на крыло.

Довольный результатом, я разбираю «Сочими», кладу обратно в рюкзак, а рюкзак снова запираю в багажнике. Надо будет сделать еще несколько мелких изменений, еще кое-что довести. Пламегаситель должен быть поэффективнее, а еще нужно подточить шептало. Спусковой крючок чуть-чуть туговат. Но в целом я до безобразия доволен собой.

Расстилаю плед на траве, достаю снедь, откупориваю «фраскати», ем и пью. После трапезы собираю пустые коробки от патронов, сую их в карман, спускаюсь к лужайке и делаю цветные зарисовки пары десятков разных цветов. Синьоре Праске понадобятся свидетельства о том, где я был.

Дойдя до озера, небрежно выкидываю в него коробки, одну за другой. Когда последняя касается воды, на поверхность поднимается крупная рыба, привлеченная блеском металла.