Американец

Маркиза уже отошла на несколько шагов, но, услышав эти слова, остановилась и поглядела на Ньюмена, глаза ее напоминали два сверкающих холодным блеском кристаллика льда.

— Он как разносчик, старающийся что-то продать, — сказала она с презрительным смешком, который лишь отчасти скрыл дрожь в ее голосе.

— О нет, продавать я ничего не собираюсь, — возразил Ньюмен. — Мое сообщение я отдам вам даром, — и он подошел поближе, глядя маркизе прямо в глаза. — Вы убили своего мужа, — произнес он почти шепотом. — Вернее, один раз вы пытались убить его, но вам не удалось, а потом все-таки убили, даже не прилагая усилий.

Мадам де Беллегард прикрыла глаза и тихо кашлянула, и это поразило Ньюмена как пример поистине героического притворства.

— Дорогая матушка, — сказал маркиз, — вас так сильно забавляет этот вздор?

Остальное будет еще забавнее, — заверил его Ньюмен. — Советую слушать внимательно.

Мадам де Беллегард открыла глаза, они потухли, стали безжизненными и смотрели в одну точку. Но ее тонкие губы слегка раздвинулись в величественной улыбке, и она повторила слова Ньюмена:

— Забавнее? Что? Я убила еще кого-то?

— Ну, я не считаю вашу дочь, — ответил Ньюмен, — хотя мог бы! Ваш муж знал, что вы затеяли. У меня есть тому письменное доказательство, о существовании которого вы даже не подозревали, — и Ньюмен повернулся к маркизу, побелевшему как полотно. Такой бледности Ньюмен никогда не видел, разве что на картинах. — У меня есть бумага, написанная рукой Анри Урбана де Беллегарда и подписанная им самим. Он написал эту записку, когда вы, мадам, оставили его умирать, а вы, сэр, не слишком торопясь, отправились за врачом.

Маркиз посмотрел на мать, она отвернулась, озираясь вокруг блуждающим взором.

— Я должна сесть, — тихо сказала она и направилась к скамье, с которой только что поднялся Ньюмен.

— Неужели вы не могли поговорить со мной наедине? — спросил маркиз, как-то странно поглядев на Ньюмена.

— Да, конечно, если бы был уверен, что удастся поговорить наедине и с вашей матушкой, — ответил Ньюмен. — Но мне, раз я вас встретил, пришлось воспользоваться случаем.

Движением, доказывающим, что характер мадам де Беллегард тверд как сталь, красноречиво свидетельствовавшим по выражению Ньюмена о ее «непрошибаемости» и о всегдашнем стремлении полагаться только на собственные силы, старая маркиза освободилась от руки поддерживающего ее сына и села на скамейку. Она сложила руки на коленях и в упор смотрела на Ньюмена. У нее было такое лицо, что сначала ему показалось, будто она улыбается; но когда он подошел ближе и остановился перед ней, он увидел, что ее тонкие черты искажены волнением. Однако он заметил также, что, призвав на помощь всю свою несгибаемую волю, она старается это волнение побороть и в ее устремленном на него тяжелом взгляде нет и следа страха или смирения. Она была ошеломлена, но не испугалась, не пришла в ужас. Ньюмен с негодованием подумал, что она еще исхитрится взять верх над ним. Он никогда бы не поверил, что сможет остаться совершенно безучастным при виде женщины — виновной или невиновной, — попавшей в столь безвыходное положение. Мадам де Беллегард бросила на сына выразительный взгляд, равносильный приказу замолчать и предоставить ей действовать по своему усмотрению. Маркиз встал подле матери, заложил руки за спину и уставился на Ньюмена.

— О какой записке вы говорите? — спросила старая маркиза с наигранным спокойствием, которое сделало бы честь опытной актрисе.

— Я вам уже сказал, — ответил Ньюмен. — Записку написал ваш муж, когда вы ушли, оставив его умирать, написал в те часы, пока вы не вернулись. Вы знаете, что времени у него было предостаточно; вам не следовало так надолго оставлять его одного. В записке ясно сказано, что жена намеревается его убить.

— Я хотела бы взглянуть на эту записку, — заметила мадам де Беллегард.

— Я так и думал, — ответил Ньюмен, — и взял с собой копию, — он вынул из кармана жилета небольшой сложенный листок бумаги.

— Передайте бумагу моему сыну, — сказала мадам де Беллегард.

Ньюмен протянул листок маркизу, мать повернулась к сыну и коротко приказала:

— Взгляните.

В глазах месье де Беллегарда светилось нетерпение, и маркиз тщетно старался его скрыть. Он взял записку затянутыми в тонкие перчатки пальцами и развернул. Наступило молчание: де Беллегард погрузился в чтение. За то время, что он изучал записку, давно можно было ее прочесть, но он продолжал молчать и не отрывал глаз от листка.

— А где подлинник? — спросила маркиза, так владевшая своим голосом, что в нем нельзя было уловить и следов волнения.

— В очень надежном месте. Разумеется, сам документ я показать не могу, — сказал Ньюмен. — Вдруг вам придет в голову завладеть им, — добавил он нарочито рассудочным тоном. — Но копия верна, если, конечно, не считать почерка. Подлинник я сберегу, чтобы показать еще кое-кому.

Тут наконец месье де Беллегард поднял глаза, теперь уже горевшие нетерпением.

— Кому вы намерены его показать?