Американец

— Не сомневаюсь, что они могли бы вести себя со мной гораздо хуже, — ответил Ньюмен. — Но я им очень признателен. Серьезно.

— Вы чрезвычайно великодушны, — сказала мадам де Сентре. — Но в итоге получается какое-то ложное положение.

— Для них? Не для меня.

— Для меня, — пояснила мадам де Сентре.

— Нисколько. Пусть их! — воскликнул Ньюмен. — Они считают, что я им не ровня. Я так не считаю. Но не ссориться же из-за этого?

— Я даже согласиться с вами не могу, не нанеся вам обиды. Обстоятельства с самого начала были против вас. Но вы этого, видно, не понимаете.

Ньюмен сел.

— Нет, наверно, не понимаю, — сказал он, глядя на нее. — Но раз вы так говорите, я вам верю.

— Это не причина, — улыбнулась мадам де Сентре.

— Для меня — причина, и вполне основательная. У вас возвышенная душа, вы занимаете высокое положение, однако держитесь всегда естественно и ненапыщенно, у вас никогда не бывает такого вида, будто вы позируете перед фотографом, сознавая себя богатой собственницей. Вы считаете меня человеком, у которого в жизни один интерес — делать деньги и заключать рискованные сделки. Что ж, это довольно справедливо, но далеко не все. Нет такого человека, который не интересовался бы чем-то еще, неважно чем, чем угодно. Я любил не сами деньги, мне нравилось их делать. Просто больше заняться было нечем, а бездельничать я не умею. Всем всегда было легко со мной, и мне самому с собой — тоже! О чем бы меня ни попросили, я всегда рад был все выполнить. О мошенниках я, разумеется, не говорю. А что касается вашей матери и брата, — добавил Ньюмен, — поссориться с ними я могу только в одном случае: я не прошу их восхвалять меня перед вами, я прошу предоставить вас самой себе. Если я узнаю, что они вам на меня наговаривают, им не поздоровится.

— Они и предоставили меня самой себе и ничего на вас не «наговаривают», как вы выражаетесь.

— В таком случае, — вскричал Ньюмен, — я заявляю, что ваши родные слишком хороши для этого света!

Казалось, его восклицание чем-то поразило мадам де Сентре, и, вероятно, она отозвалась бы на него, но в этот момент дверь распахнулась и на пороге вырос Урбан де Беллегард. Очевидно, он не ожидал застать у сестры Ньюмена, но удивление лишь легкой тенью скользнуло по его непривычно довольной физиономии. Ньюмену еще не случалось видеть маркиза в таком превосходном расположении духа, казалось, его тусклое бледное лицо преобразилось. Он придерживал дверь, давая дорогу кому-то еще, и вслед за ним, опираясь на руку джентльмена, которого Ньюмен видел впервые, в комнату вошла старая мадам де Беллегард. Сам Ньюмен уже встал с кресла, поднялась и мадам де Сентре, она всегда вставала, когда входила мать. Маркиз, едва ли не радостно поздоровавшись с Ньюменом, отошел в сторону, медленно потирая руки. Его мать со своим кавалером подошла к мадам де Сентре. Коротко и величаво кивнув Ньюмену, она высвободила руку из-под локтя незнакомца, дабы он мог поклониться графине.

— Дочь моя, — сказала старая маркиза, — хочу представить вам нашего новоявленного родственника, лорда Дипмера. Лорд приходится нам кузеном. Только сегодня он удосужился сделать то, что ему надлежало сделать давным-давно, — навестить нас и познакомиться с нами.

Мадам де Сентре улыбнулась и протянула кузену руку.

— Чрезвычайно странно, — проговорил сиятельный кузен, — но до сих пор я ни разу не мог выдержать в Париже больше трех, много — четырех недель.

— А сколько вы здесь на этот раз? — спросила мадам де Сентре.

— О, целых два месяца, — доложил лорд Дипмер.