Американец

— Подозреваю, — рассмеялся Валентин, — что с вами страшно иметь дело. Вы продвигаетесь вперед семимильными шагами.

— С вами сегодня что-то неладно, — заметил на это Ньюмен. — Вы почему-то норовите меня уязвить. Не терзайте меня вашими колкостями, пока я не женился. Вот обрету почву под ногами, мне будет легче сносить то, что преподносит жизнь.

— А когда же свадьба?

— Недель через шесть.

Валентин некоторое время молчал, а потом спросил:

— И вы уверены в своем будущем?

— Уверен. Я точно знаю, чего хочу, и знаю, что уже получил.

— И не сомневаетесь, что будете счастливы?

— Сомневаюсь? — повторил Ньюмен. — Ну, такой наивный вопрос заслуживает такого же ответа. Нет! Не сомневаюсь!

— И ничего не боитесь?

— А чего мне бояться? Вы не можете причинить мне вреда, разве что прибегнете к силе и умертвите. Вот это было бы чудовищным предательством. Я хочу жить и собираюсь жить долго. Я ведь до смешного здоров, и смерть от болезни мне не грозит, а удел умереть от старости приблизится не так скоро. Жену свою я не потеряю — я буду слишком усердно о ней заботиться. Могу, конечно, потерять состояние или часть его, но это неважно. Я тут же все снова удвою. Так чего мне бояться?

— Ну, например, того, что американскому дельцу, возможно, не стоит жениться на французской графине.

— Это, может быть, графине не стоит, для дельца же, если вы имеете в виду меня, опасности нет. Однако моей графине не грозит разочарование, я отвечаю за ее счастье, — и, словно желая отметить эту свою уверенность фейерверком, Ньюмен встал и подбросил пару поленьев в камин, и без того ярко пылавший.

Валентин некоторое время наблюдал за взметнувшимися языками огня, а затем склонил голову на руку и печально вздохнул.

— Голова болит? — осведомился Ньюмен.

— Je suis triste,[108] — с галльской непосредственностью ответил Валентин.

— Грустно? Из-за чего? Из-за той особы, на которую вы намекали на днях? Сказали, что любите ее, а жениться не можете?

— Я так сказал? Мне и самому потом показалось, что я проговорился. Упоминать об этом при Клэр никак не следовало. Но у меня тогда было тошно на душе, да и сейчас тошно. И зачем только вы меня с ней познакомили?

— Ах, значит, это Ноэми! Боже мой! Уж не хотите ли вы сказать, что сохнете по ней?

— Нет, не сохну. То, что я испытываю, не пламенная страсть. Однако эта расчетливая маленькая чертовка засела у меня в мозгу! Укусила за душу своими ровными мелкими зубками, и боюсь, в результате я взбешусь и наделаю глупостей. Все это низко, омерзительно низко. Самая меркантильная плутовка во всей Европе! И тем не менее я лишился из-за нее покоя, мои мысли постоянно крутятся вокруг нее. Какой разительный контраст с вашим благородным, возвышенным чувством! Зловещий контраст! Досадно, не правда ли, что я в расцвете молодости не могу найти ничего лучшего? Ведь я славный малый? Верно? En somme?[109] А за мое будущее вы поручиться не сможете, не то что за свое!

— Немедля бросьте эту девицу! — вскричал Ньюмен. — Не приближайтесь к ней больше, и тогда будущее в ваших руках. Поедемте с нами в Америку, я определю вас в банк.

— Легко сказать, бросьте, — тихо рассмеялся Валентин. — Хорошеньких женщин так не бросают. Даже с Ноэми надо быть обходительным. К тому же я не хочу, чтобы она возомнила, будто я ее боюсь.

— Значит, из-за обходительности и тщеславия вы будете все глубже погружаться в трясину? Припасли бы и то и другое для лучших целей. И пожалуйста, помните — я не собирался знакомить вас с ней, вы сами настояли. Мне почему-то совсем этого не хотелось.

— Да я вас не упрекаю, — сказал Валентин. — Боже упаси! Я ни за что на свете не упустил бы такой экземпляр! В самом деле редкостное создание. С какой поразительной быстротой она расправила крылья! Право, я не помню, чтобы какая-нибудь другая женщина меня так занимала. Но простите, — добавил он, помолчав, — вас она нисколько не интересует. Да и предмет этот вряд ли заслуживает внимания. Поговорим о чем-нибудь другом. — Он переменил тему, но через пять минут, совершив крутой поворот и снова вернувшись к мадемуазель Ниош, принялся живописать ее манеры и припоминать ее mots.[110] Высказывания эти были чрезвычайно остры и для юной особы, всего шесть месяцев назад малевавшей бесхитростных Мадонн, на удивление циничны. В конце концов молодой граф вдруг умолк, задумался и некоторое время не произносил ни слова. Однако, когда он поднялся, чтобы уйти, было ясно, что его мысли по-прежнему заняты мадемуазель Ниош.

Глава шестнадцатая

Последующие десять дней были самыми счастливыми в жизни Ньюмена. Каждый день он виделся с мадам де Сентре, не встречая при этом ни старой мадам де Беллегард, ни старшего из своих будущих шуринов. В конце концов мадам де Сентре даже сочла нужным извиниться за их отсутствие.