Американка

Тем солнечным днем на австрийском горнолыжном курорте, где Лорелей Линдберг нашла дом, который определит ее судьбу — ее и ее семьи, — Сандра, по обыкновению, стояла в сторонке в своих огромных сапогах, которые она себе выпросила, увидев их в витрине дорогущего дизайнерского бутика, где продавали эксклюзивные модели будущей моды. Сапоги смотрелись так классно, что она просто должна была их иметь: она дернула маму за рукав и застыла как вкопанная… А когда мама, не обращая внимания, зашагала дальше по улице, девочка устроила одну из своих суперистерик. Тогда Лорелей Линдберг вернулась, вошла за ней в магазин и купила сапоги. Надо признать, модель оказалась не очень-то удобной, и ноги в них буквально сваривались, потому что внутри они были сшиты из необычного искусственного материала (это тепло было девочке вовсе ни к чему, ведь ей нравилось считать себя замерзшей). И так она стояла, эта девочка, и задумчиво изучала здание.

Невероятно— первое, что пришло ей в голову. Позже, пытаясь точно определить, когда именно возникло это чувство, она будет клясться, что она подумала так именно в тот самый момент, когда впервые увидела злосчастную альпийскую виллу на другой стороне заснеженного поля.

Это было какое-то спортивное здание. Прямой четырехугольник с коричневой плоской крышей. Широкая коричневая медная полоса под невыносимой плоской крышей неизвестно зачем обрамляла весь дом. Наружные стены были увиты какими-то зелеными вьющимися растениями, так что невозможно было разглядеть, какого они на самом деле цвета; об этом можно было лишь догадываться: серые, оштукатуренные, обшарпанные, отвратительные.

И все же: что бы там ни было на фасаде — это никакой роли не играло. Потому что единственное, что бросалось в глаза и врезалось в память, — это лестница. С широкими длинными ступенями, которые вели к тому, что, по всей видимости, было главным входом в дом, находившимся на втором этаже. Впрочем, его не очень хорошо было видно с того места, где стояла маленькая девочка и думала свои мрачные мысли.

С того места, где стояла маленькая девочка, казалось, что лестница ведет в никуда.

Сандра начала считать ступени. На это у нее было достаточно времени: когда Аландец и Лорелей Линдберг начинали заигрывать друг с другом, они не торопились. Теперь, например, он был Йоран, король обезьян, она — Гертруда, королева шимпанзе, там, в снегу на поле перед домом.

Сорок две. Вот сколько она насчитала. Но, пока она стояла в сторонке, в ней зародились ужасные предчувствия — несчастья и смерти. Такие мысли не были для нее чем-то необычным. Наоборот. Она частенько предавалась подобным страхам, словно это было ее хобби. В маленьком чемоданчике, который Сандра возила с собой повсюду (он остался в номере гостиницы), у нее хранился специальный блокнот, куда она вклеивала картинки и заметки о внезапных смертях и ужасных несчастных случаях.

Довольно часто это были истории из жизни сливок общества: рассказы о мужчинах и женщинах, которым, несмотря на успех и все их богатства, выпала ужасная доля. Рассказы о мужчинах и женщинах, в чьих башмаках, даже если со стороны они кажутся шикарными туфлями на высоченных каблуках, никто в мире не хотел бы побывать ни за какие миллионы. Роковые совпадения со смертельным исходом. Истории с кровавыми концовками.

Лупе Велез утонула в туалете в своем собственном доме.

Патрисия в Кровавом лесу.

Мертвая собака Джейн Мэнсфилд(расплывчатая фотография с места автомобильной катастрофы: маленький белый терьер в луже крови, осколках лобового стекла и разбитой бутылки виски).

Со временем у нее накопилось много подобных историй, а потом к ним прибавились рассказы Дорис Флинкенберг и статьи из «Преступлений и жизни», весьма интересные.

— В твои годы я тоже интересовалась жизнью кинозвезд, — сказала однажды Лорелей Линдберг в своей обычной беззаботной манере, когда ее взгляд случайно упал на тетрадку Сандры. В одном Лорелей Линдберг была мастерица, когда дело касалось дочери: взгляд мельком, вообще все мельком — суждение, основанное на проницательных, но недоброжелательных замечаниях самого объекта суждения. Легкомыслие плюс несколько удачно выбранных слов; слов, которые должны были служить мостиком для перехода к самой интересной в мире теме, иными словами — рассказу о себе самой.

— Там, где я родилась и выросла, было мало возможностей удовлетворить такой интерес, — продолжала она. — Там, где я родилась и выросла, жизнь была тяжелой. Бедность и нищета и зима одиннадцать месяцев в году. Волки выли…

Но теперь, в этот вечер на австрийском горнолыжном курорте перед невероятным домом, ставшим мечтой, которая должна была воплотиться в жизнь (не было никаких причин сомневаться в этом, Сандра отлично знала по опыту), ее вдруг охватили волнение и страх, неведомые прежде.