Американка

— Здесь я буду жить, — заявила Кенни, когда в первый раз вошла в узкий коридор. — Надеюсь, мне здесь будет хорошо.

— Я не очень-то умею обустраиваться, — добавила она, как бы извиняясь, но не слишком — это вообще было не в ее стиле. Она не создавала проблем на пустом месте, в этом они с Аландцем были похожи, время шло, а в доме на болоте все оставалось по-прежнему, за исключением подвального этажа. — Но цветы я люблю. А этот бассейн просто ужасен.

Аландец посмотрел на Сандру, ища поддержки, ему не очень-то нравились всякие переделки.

Сандра ответила ему взглядом. Ей вдруг не захотелось быть с ним заодно. Ни в чем. Она так от всего устала. Так устала. Это ОН устроил для них все это. Это он привел Кенни в дом на болоте.

«Они похоронили ее в бассейне».

Чертов старый эротоман, она стояла на другом краю бассейна, где в воде плавали бумажки, окурки и всякий мусор, и думала об Аландце словами Дорис-внутри-себя. Ее вдруг охватил такой гнев (не злость, тем более на Кенни, Кенни же ни в чем не виновата), что она забыла о засосах у себя на шее, забыла вообще прятать себя.

— Какое месиво, — весело рассмеялась Кенни и повернулась к Сандре. — Ты выращиваешь кувшинки?

Аландец оставил их вдвоем. Сандра не знала, что сказать. Она смутилась, покраснела и в конце концов поспешила уйти, потому что сказать ей было нечего. Аландец выжидал. С умыслом, конечно. Он был мастером уходить в тень в затруднительных ситуациях и устроил все так, чтобы молодые женщины, почти ровесницы, сами улаживали дела между собой — раз и навсегда. С самого начала. А может, это Кенни сама предложила Аландцу до того, как они прибыли в дом на болоте и увидели Никто Херман — под дождем среди чемоданов в ожидании такси, которое она, конечно, заказала давно, но которое, конечно, опаздывало, и в довершение всех унижений им пришлось втроем стоять под дождем и разговаривать.

Она была такой «женщиной для мужчины».

Кенни проскользнула мимо Сандры на лестнице и тихо, чтобы Аландец не слышал, спросила:

— Что с тобой такое? Kissing disease. Вот. Возьми вот это.

Она сняла шейный платок и протянула Сандре, та не взяла его, но прекрасно поняла намек.

Цепочка темных засосов на шее. Она про это забыла. Еще утром, до того как приехали Аландец и Кенни, один лишь вид этих пятен вызывал у нее сладострастное томление в животе.

Нимфоман.

Но это не помогло. То, что она думала, что Кенни нормальная тетка. Такая чертовски нормальная.

— Спасибо, — ответила она. — За напоминание.

— НЕ играй с огнем, Сандра, — сказала Никто Херман о тех же засосах прошлым вечером, в свой последний вечер в доме на болоте. — А еще, если начистоту, хочу предостеречь тебя: не веди себя так, словно ты объект психопатологических исследований. Ты играешь тем, во что не веришь, тем, что не является тобой. Но внезапно они станут тобой.

— Ничего не понимаю, — отвечала Сандра безразлично.

Никто Херман нетерпеливо бросила одну из своих бесконечных недокуренных сигарет в бассейн и отпила большой глоток шампанского из бокала, а потом попыталась пронзить Сандру взглядом, который проникал сквозь мозг и кости. И хоть она к тому времени уже изрядно выпила, это ей отчасти удалось.

— Не забывай: если чем-то заниматься слишком долго, то сам этим станешь. Твои засосы и синяки — маленькие фетиши, которые тебя возбуждают. Пробуждают в тебе вожделение. Хочешь чувствовать, что живешь? Живи. Наверняка найдется немало людей, которым страсть как захочется рассмотреть поближе твою так называемую двойную жизнь. О таком многие захотели бы написать. Прочитать. Или снять фильм. С большим числом долгих обнаженных сцен из той второй жизни.

— Девушка с портфелем, в кружевной блузке и юбке в складку, но под этой одеждой совершенно голая. Господи! — вздохнула Никто Херман и закурила новую сигарету. — ТЫ НА САМОМ ДЕЛЕ ходячая коробочка с приключениями. Тебе ничего и делать не надо.

— Но вопрос в том, — сказала под конец Никто Херман, — имеет ли это хоть какое-то отношение к тому, что жжет. Вопрос в том, не является ли все это… все для отвода глаз, чтобы скрыть нечто иное.

Потом они плавали в бассейне, Сандра и Никто Херман, в последний раз вместе в доме на болоте.

В воде, которая тихо-тихо просачивалась через щели в землю внизу. Или это был сон? Плавание среди окурков. Фу, гадость, верно?

«Он застрелил ее. По ошибке. Она умерла. В бассейне. Они ее там похоронили. Под кафелем».

Сандра. Ей нравились отпечатки на ее теле. Пятна на шее вызывали у нее посасывание в животе. До сих пор. Взгляд Кенни больше, чем любые слова Никто Херман, заставил Сандру понять, какие они нелепые, детские, смешные, эти пятна.

Kissing disease. Широкая улыбка Кенни.

«Способ быть с самой собой».

Прости. Прости. Прости. Прости.

Теперь в бассейне.

И Кенни:

— Ты выращиваешь кувшинки?

— Если ты думаешь, что я стану убирать за тобой, то ты ошибаешься, — сказала Никто Херман утром накануне отъезда. — Я не собираюсь за тобой убирать.