Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Известные русские критики откликнулись на выступления Chocolate Kiddies весьма противоречивыми высказываниями, в которых сквозило неоднозначное отношение не только к джазу, но и к афроамериканцам. Станиславский похвалил чувство ритма артистов и их пластичность, в остальном же их представление показалось ему «наивным» и интересным лишь как экзотическое действо. Мадам Луначарская заметила, что в выступлении группы отразились вкусы упадочной европейской цивилизации, которая обращается к «невероятной пластике» «примитивного народа» и как к «наркотическому средству для истощенных нервов». Не говоря уж об очевидных стереотипах, смешение африканцев с афроамериканцами и Европы с США в этих откликах (где первые ассоциировались с примитивностью, а вторые – с буржуазным загниванием) находило параллели и в советской политике. Например, афроамериканцев обычно направляли учиться в КУТВ – Коммунистический университет тружеников Востока (наряду с уроженцами Африки и Ближнего Востока), а не в Ленинскую школу, ориентированную на коммунистов из стран Запада.

Хотя трехмесячные гастроли Chocolate Kiddies в СССР произвели на советских зрителей неизгладимое впечатление, в Советской России до 1932 года это было не единственным сценическим представлением, где фигурировали чернокожие. Одним из наиболее известных спектаклей Московского детского театра был «Негритенок и обезьяна» в постановке Натальи Сац и Сергея Розанова по пьесе Натальи Сац. Этот пантомимно-танцевальный музыкальный спектакль был рассчитан на детей в возрасте от шести до восьми лет и шел на сцене театра целых десять лет, начиная с 1927 года. Критики отмечают, что спектакль сыграл огромную роль в истории советского театра, и упоминают о ее популярности и новаторских сценических приемах (например, «живой план» актеров пантомимы синтезировался с видеопроекциями декораций), а также о том, что музыку к спектаклю сочинил композитор-авангардист Леонид Половинкин. Но с сегодняшней точки зрения интерес представляет не это, а совсем другое: во-первых, то, насколько прозрачно тема дружбы между (черным) мальчиком и обезьяной намекает на их равенство или даже тождество (причем пьеса имела подзаголовок «Необыкновенная, но правдивая история»), а во-вторых, явное стирание гендерных различий при изображении чернокожих персонажей пьесы[516].

Роли всех трех главных действующих лиц – негритенка Нагуа, обезьянки Иргки и Доброй Негры – исполняли белые актрисы в черном гриме. И хотя действие явно разворачивается в Африке (до того, как Иргку поймали и увезли злые европейцы, Нагуа пустился искать ее по миру и в конце концов нашел в Советском Союзе – на арене цирка), Добрая Негра (единственная, у кого роль со словами), похоже, представляла собой странную карикатуру на кормилицу-негритянку с американского Юга[517],[518].

Фотографии дают некоторое представление о странном визуальном эффекте, возникавшем благодаря причудливому смешению признаков разных рас, полов, видов и поколений: лицо и руки актрисы, игравшей мальчика Нагуа, были покрыты черным гримом, ноги обтянуты черными чулками, бедра обтягивало нечто вроде юбки с узором, напоминающим наскальные рисунки. Она сидит почти в такой же позе, что и обезьяна, подруга негритенка, в ушах у нее серьги-кольца, на шее – ожерелье из ракушек, а на голове – перья, как будто вырастающие прямо из макушки. Добрая Негра тоже загримирована, над бровями и вокруг рта проведены контрастные белые линии. На ней какой-то шутовской наряд: просторное платье в огромный горошек, с оборчатыми рукавами и воротником, юбка с фижмами, очень маленький фартук, а на ногах нечто вроде шлепанцев[519].

Афроамериканка Тайра Эдвардс, социальная работница, в статье о Московском детском театре упоминала о спектакле: «Детям он никогда не надоедает… Они гурьбой вваливаются за кулисы, чтобы увидеть, настоящая ли обезьяна – или ее просто „наобезьянничала“ актриса Клавдия Коренева?» Несмотря на смешение африканцев с афроамериканцами и на окарикатуривание и феминизацию тех и других, некоторым афроамериканцам явно нравился сознательный антиколониальный посыл пьесы. Кроме того, понятно, что советские власти рекомендовали им посмотреть этот спектакль. Хьюз не пошел («в театр было не протолкнуться»), но позже сообщил: «Как мне рассказывали, хорошенький негритенок изображен там с большой симпатией». Эсланда Робсон отмечала, что ей очень повезло: в единственный раз, когда она побывала в детском театре, там шла пьеса «о том, как жадные белые охотники нарушили покой африканской деревни». В антракте «к ее мужу, актеру и певцу Полю Робсону, подбежал какой-то мальчик, ухватил его за колени и принялся умолять его остаться в Советском Союзе, приговаривая: „У нас тебе будет хорошо“»[520].

От «негритянского вопроса» до суда в Скоттсборо: советский антирасизм в действии