Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

После того как война закончилась и хрупкий альянс распался, холодная война способствовала возникновению новых ассоциаций – между диссидентством и коммунизмом, между коммунизмом и шпионажем. На Западе утвердилось мнение, что Советский Союз нацелен прежде всего на «подрыв или насильственное разрушение государственных органов и основ общества в странах несоциалистического мира». К 1960-м годам, когда сформировалось новое поколение американских радикалов и бунтарей, воспоминания о былой привлекательности Советского Союза для туристов, реформаторов, охотников за рабочими местами и феминисток уже успели поблекнуть или вовсе стереться. Новое племя активистов, выросших из правозащитного и антивоенного движения на университетских кампусах, называло себя «новыми левыми» – чтобы их не путали со «старыми левыми», которые потерпели крушение из-за подводных камней сталинизма и собственного излишне наивного приятия советской «линии»[69].

Жестокий оптимизм

Разумеется, очень многие женщины, приезжавшие в Советский Союз, или были настроены весьма критично, или составляли неоднозначное мнение об увиденном. Других ожидало разочарование и разуверение. Меня же больше всего интересует «жестокий оптимизм», заставлявший очень многих упорно цепляться за идеал, который не только был изначально с немыслимой беспощадностью навязан народу, но и оказался затем извращен навязчивой паранойей, заставлявшей оправдывать аресты, ссылки и казни миллионов людей, в том числе и тех, кто в действительности сохранял верность режиму. Американок тянуло в Советский Союз потому, что он олицетворял обещание счастливых перемен, и оно явно распространялось на мечтавших об эмансипации женщин. Сами условия современной жизни – неважно, при капитализме или при коммунизме, – делают еще более мимолетным ощущение той цельности, к которой стремились и продолжают стремиться женщины (да и мужчины тоже)[70]. Но что происходит с самим этим стремлением?

Утверждать, что все, кто примкнул к выполнению созидательных и преобразовательных задач русской революции, впали в самообман или просто помешались, значит предельно упрощать сложный характер их мотивов, их желаний, их опыта. Кроме того, тот же самый идеал, что оправдывал большевистский террор, подпитывал и мечты радикалов в Америке, выводил на международный уровень феминизм и порождал новые способы выживать в современных условиях. Революционная привлекательность России согласуется с давним – и непрекращающимся – желанием женщин «добиться всего». Советская Россия манила американок обещанием товарищеских, равноправных отношений, приносящего радость труда, надежной системы заботы о детях и гарантированного школьного обучения для них, – словом, обещанием построить такой мир, которому будет не страшно довериться.

Успех попыток антифеминистов привязать феминистскую повестку к «антиамериканской» деятельности (то есть к большевизму) подталкивает к догадке, почему в послевоенный период настолько возобладали сексуальная аскеза и традиционные гендерные нормы: ведь все, что как-то перекликалось с советским контекстом, сразу же навлекало на себя подозрения. В США расхожие представления о советской женщине как о бесполой, неухоженной работяге, тайно мечтающей о ширпотребе, а об американской шпионке – как о вероломной эротоманке, поддерживали нарратив «загадки женственности» (по выражению Бетти Фридан), то есть идею, согласно которой женщины способны обрести настоящее счастье, только сделавшись женами и матерями[71].

Ныне забытое притяжение американских феминисток к России сообщает нам кое-что о нас самих, о нашей сегодняшней готовности вставать под знамена иных форм жестокого оптимизма: «пробивать себе путь» в карьере, находить «третье мерило» успеха, становиться «матерями-тигрицами» или же утверждать, что материнство на самом деле – особая профессия и она требует полного рабочего дня, или даже, быть может, провозглашать, что патриархат мертв и женщинам нужно просто пережить это. Все эти формулировки, пожалуй, вносят еще меньше смысла и утешения в жизнь женщин, чем те давние мечтания о новом обществе, активно строящем светлое будущее для человечества[72].

Материал в этой книге распределен в тематическом и наполовину хронологическом порядке. Двигаясь от несостоявшейся революции 1905 года ко Второй мировой войне и касаясь затем событий, которые происходили позже, мы рассмотрим опыт женщин, чьи жизненные траектории часто пересекались и чьи биографии переплетались одна с другой. С некоторыми женщинами, для которых русская революция стала делом всей жизни, – Анной Луизой Стронг, Рут Эпперсон Кеннелл, Айседорой Дункан, Лиллиан Уолд, Маргарет Бурк-Уайт и другими, – мы будем встречаться в разных главах, их появление поможет нам связать различные темы. Опираясь наряду с опубликованными материалами на дневники, частную переписку и мемуары, я пытаюсь понять, каким образом Россия и Советский Союз воздействовали на самосознание женщин, на их отношения с людьми и на их представление об идеальном обществе.