Американочки

Между тем, мое знание окрестностей Эл-Эя значительно расширилось. Помимо Беверли Хиллз, где какая-то подозрительная парочка из обшарапного автофургона предлагала нам пиратский путеводитель по домашним адресам суперзвезд, мы побывали в Голливуде, проехались по его пестрым улочкам, а потом завернули на территорию киностудии «Парамаунт», где подвизался мой будущий пасынок Дик. Пятиэтажной бетонной стеной голубело нарисованное небо, надежный задник на все случаи жизни, за витринами тут и там торчали фаллосы золотых Оскаров, как бы братьев Бэтмена, а на обратном пути возле музея восковых фигур меня больше всего поразил неподвижный господин в смокинге, котелке и полосатых панталонах. Брови манекена вдруг задергались, усы зашевелились, и, свирепо вращая глазами, он деревянной походкой двинулся на шарахнувшихся зевак. Но тут же манекен расслабился, стал человеком, улыбнулся всем извиняющейся улыбкой и повернул обратно. И когда он возвращался на свое служебное место, опустив плечи и нарумяненное под воск лицо, я услышал горестный вздох унижения, под которым мог бы подписаться и сам.

А мог и не подписываться, поскольку правая рука Бесси на моих причиндалах отнюдь не вызывала у меня протеста, скорее – наоборот. Я стремительно привыкал к ней.

– Лиза-подлиза.

– Что такое подлиза?

– Подвид. Разновидность Лизы.

– Ты всегда такой шутник?

– Нет, только с тобой.

– Ты такой... особенный! – рука Бесси восхищенно ущипнула мою ляжку и вернулась на согретый пригорок. На руль рука поднималась лишь на поворотах, поскольку коробка передач была автоматической. – Хочешь, мы пообедаем в испанском ресторане?

Испания с сильным мексиканским акцентом встретила нас знаменитой гитарой Пако де Лусии.

У потолка висели окороки под названием «хамон».

– Как летучие мыши, – сказал я.

– Как мумии, – сказала Бесси. – Тутан-хамоны.

В тот вечер мы, переодевшись, устроили оргию. Я был Кортесом, пленяющим золотоволосую наложницу Монтесумы. Пленять пришлось по всему дому, спотыкаясь о фарфоровый зверинец, и настиг я ее лишь в маленьком тесном чулане... С потревоженной полки падали на нас, как снежинки, ватные тампоны. Видимо, наступал ледниковый период. Бесси рычала, как динозавр, и норовила откусить мне палец. Она обожала натиск и грубую мужскую силу.

Загадка.

Предположим, что Питон

Проглотил большой бидон,
А Питона Крокодил,
Предположим, проглотил, –
Кто же нам вернет бидон,
Крокодил или Питон?

– Это что, твое?

– Мое.

– Не думаю, что ты вернешь бидон.

– Почему?

– Потому что я тебя не отдам.

И все же было очевидно, что Бесси нервничает – она ждала родительский звонок из Бостона. Позвонили, когда я уже так спал, что не мог проснуться, только слышал издали приглушенный голос Бесс, ушедшей с телефоном в гостиную, чтобы меня не будить. Потом она вернулась, легла и крепко прижалась голой грудью к моей спине, голыми ногами к моим ногам, словно замерзла в стылом воздухе ночи. Поза ложки.

– Все хорошо? – сквозь сон пробормотал я, не уверен, что по-английски.

Но ответа ее уже не слышал.

Утром в постели, потеревшись о меня коленкой, она зашептала на ухо, дыша мятной жвачкой:

– Пит, проснись. Я сегодня улетаю в Бостон. У нас семейное торжество – семьдесят лет отцу. Вернусь через неделю.

– Я останусь здесь?

– Нет, тебе лучше пожить у твоей хозяйки.

– А как же собаки?

– Я отдам их Кристине с Фрэнком.

Так они вернулись!

– О, как я хочу тебя сейчас, Пит. Неделю врозь – я этого не выдержу.

Так они вернулись!

Бесси что-то еще говорила, тихо завладевая тем, что ей было больше всего понятно во мне, а мысли мои уже неслись к дому напротив. Что там? Как?

Впрочем, в благодарность за новость я отдал Бесси все, на что остался способен после Кортеса, и она отметила бурными слезами свой как всегда отрадный оргазм.

– Я буду думать о тебе, Пит, – сказала она, высаживая меня у крыльца Патриции.

Я не представлял, с какими глазами предстану сейчас перед Патришей. Провалиться сквозь землю было не худшим вариантом продолжения нашей с ней «дружбы».

Да, Патриция торжествовала – такой помятый, побитый, зализывающий раны я был ей ближе и родней. Вечером мы распили с ней бутылку КУПЛЕННОГО МНОЮ со страху красного, и только полное физическое истощение удержало меня от того, чтобы не появиться в ее ночной конуре. Допускаю, что Патриция очень бы удивилась и прогнала меня. Но прогнала бы с теплом в сердце – ведь я бы к ней пришел ПОСЛЕ ДВУХ МИЛЛИОНЕРШ! Что гадать? Чего не было – того и не было. Но, бьюсь причиндалом об заклад, что теперь МОГЛО БЫ БЫТЬ. Патриша почувствовала это и стала относиться ко мне почти как прежде, как в начале.

* * *

Вечер, коты под настольной лампой, уроки русского языка.

Где живет этот господин?

А хрен его знает.

* * *

Утро. Соседка сверху, вооружившись граблями, убирает сухую листву вокруг дома. Хочу помочь – то ли чтобы познакомиться поближе, то ли из чувства долга – больше месяца живу тут, а еще ни разу не пошевелился на тему окружающей среды.