Американочки

Сильвия была странным существом, живущим как бы не здесь. Раньше, когда я только начинал свою жалкую журналистскую карьеру, я бы написал, что у нее не все дома, но теперь, к своим тридцати восьми годам, я уже понимал, что всех дома, пожалуй, нет ни у кого, включая и меня самого. Мне нравилось, когда она была рядом, хотя она не одаряла ни душевным комфортом, как Кристина, ни весельем, как Бесси. Она только усиливала фон мои собственных тревог, как если бы, в придачу к ежедневной проблеме выживания, приходилось, скажем, мучительно вспоминать, не остался ли дома невыключенным утюг.

– Вы не были в Санта-Монике? – спросила она в тот раз.

– Еще нет... – сказал я, пытаясь обозначить свободу выбора.

– Еще... – усмехнулась она, вложив в это слово какой-то свой смысл. – Если хотите, можно поехать с нами... И, как всегда, посмотрела мимо, словно находясь от меня за тысячу световых лет.

Я поехал.

После врача, когда я минут сорок просидел в пустой приемной, сонно перелистывая газеты и журналы, мы поехали в ресторан, потому что Джонатану сначала захотелось пить, а потом есть. Сильвия предложила мне присоединиться к нему, но я, хотя последнее время часто был голоден, отказался. В зале недорогого ресторанчика никого, кроме нас, не было, и для хозяина-мексиканца, промышлявшего у стойки, и его помощницы, мы вполне могли сойти за супружескую пару. Схрустев чипсы и лишь раз ковырнув рыбу, наверняка отличную, Джонатан сказал, что раздумал есть, и мы, допив сок, вернулись в машину. Небо померкло и лишь на западе быстро сворачивал свои шмотки короткий зимний закат.

– Вы всегда такой молчун, Петер? – заводя мотор, с некоторым упреком сказала Сильвия, словно была разочарована нашей совместной поездкой.

– Наверное, стесняюсь своего английского, – сказал я.

– У вас нормальный английский, – сказала она. – Может, это я на вас так действую? Скажите прямо, – при этом она обернулась и впервые внимательно посмотрела на меня, дабы проверить прямизну моего ответа.

Чего ей нужно, съежился я, не готовый к такой вспышке интереса по адресу своей персоны. Не приняла ли она в туалете, куда выходила, парочку лишних глотков джин-тоника?

– Вы верите в судьбу, Петер? – продолжала Сильвия, забыв про предыдущий вопрос.

– Верю, – сказал я.

– Вам кажется, что мы случайно встретились?

«Мы? Встретились?»

– Мне кажется, что ничего случайного в жизни нет, – выскреб я из себя эту очевидную банальность, но Сильвия услышала ее опять же по-своему.

Несколько минут мы молча ехали вдоль океана. Сильвия включила дальний свет, и на поворотах он выхватывал из сгустившейся справа тьмы белые гребни волн. Где-то под нами почти неслышно урчал могучий мотор, в кабине тихо шипел обогреватель. Джонатан спал в своем креслице, открыв рот.

– Фу, жарко, – сказала Сильвия, притормозив и свернув с дороги на смотровую площадку. – Пойдемте подышим свежим воздухом.

В темноте шумел прибой, но ветра почти не было. Мы спустились по ступенькам на песчаный пляж, смутно подсвеченный дорожными фонарями.

– Мне надо немного побыть одной, а потом поедем дальше, хорошо?– сказала она, коротко глянув на меня, словно испрашивая разрешение, и ушла вперед. Я видел, как она стоит лицом к океану, слегка расставив стройные ноги и закинув руки за затылок. Она словно забыла обо мне. Так прошло минут пять. Затем я подошел и неуверенно встал сзади. Она слышала мои шаги по песку, но не обернулась. Я решил, что она медитирует, и хотел уйти. Но почему-то не смог. Я стоял в метре за ее спиной и чувствовал, что она чего-то ждет от меня. Я сделал еще шаг – протянул руки и взял ее за груди с двух сторон. Они были напряжены и налиты жаждой. Сильвия резко повернулась ко мне, сбросив этим разворотом мои руки, и ее лицо в слабом свете было устрашающе прекрасным.

– Ты... – словно задыхаясь, сказала она, – ты... – и вдруг с коротким сильным выдохом, каковому учат при ударе ракеткой по мячу, резко толкнула меня двумя руками в грудь.

Я упал на песок и был настолько ошарашен, что не спешил подняться. Она медленно подошла и встала у меня в ногах:

– You, you want me? (Ты хочешь меня? (англ.)

Я подумал, она хочет меня ударить, но она с презрительной миной, сделала шаг вперед и царственно встала надо мной, пленив мои бока острыми косточками щиколоток. Затем поставила мне на живот правую ногу, уже без туфельки, и осторожно провела ею вниз. Я протянул ей руки, но тут же услышал резкое, гневное: «Do not touch me!» (Не прикасайся ко мне! (англ.)

Мне показалось, что все это где-то я уже видел. Она снова провела гибкой шелковой ступней по ширинке брюк, нащупывая большим пальцем застежку молнии и короткими подергиваниями спустила ее. Ступня была теплой и чуткой.

– Ремень, – услышал я и, став вдруг страшно понятливым, расстегнулся.

– Трусы...

Я приспустил трусы.

Она задумчиво посмотрела на представшее перед ней зрелище, впрочем, малоосвещенное.

– Чистый? – спросила она.

– Конечно, – сказал я.

– Ничем не болен?

Я молча повел головой из стороны в сторону, слыша хруст песка под волосами.