Лучник подвел к нему коня и подставил руки лодочкой, на манер стремени, но Эверард вскочил в седло без посторонней помощи: способ, полезный в те века, когда еще не были изобретены стремена. Начальник отряда одобрительно кивнул головой, повернул коня, и они начали бешеную скачку по широкой аллее, украшенной статуями сфинксов и виллами знатных горожан. Здесь не было такой толкотни, как на улицах, примыкавших к базару, но разъезжало много всадников и колесниц, попадались рабы, несшие носилки со знатным седоком, и прохожие, которые шарахались в сторону: бессмертные не останавливались, чтобы пропустить пешехода. Вскоре кавалькада уже прогрохотала через широко распахнутые перед ней ворота дворца, гравий летел из-под копыт. Обогнув лужайку с фонтанами, всадники остановились у западного крыла здания.
Дворец, выложенный из безвкусно раскрашенного кирпича, стоял на небольшом возвышении в окружении нескольких зданий поменьше. Начальник стражи соскочил с коня, жестом приказал Эверарду следовать за ним и направился вверх по мраморным ступеням. Эверард шел, сопровождаемый воинами, которые держали наготове блестящие боевые секиры. Они проследовали мимо рабов в чалмах, распростершихся ниц, по желто-красному колонному залу, затем через зал, выложенный мозаикой, красоту которого Эверард в тот момент был не в состоянии оценить, мимо отряда других стражников и наконец вступили в зал, купол которого, украшенный мозаикой цветов павлиньего хвоста, поддерживали легкие и стройные колонны. Аромат поздних роз наполнял комнату сквозь сводчатые окна.
Бессмертные совершили ритуал повиновения. «Что могут они, можешь и ты, сынок», — подумал Эверард, пал ниц и поцеловал персидский ковер. Человек, возлежавший на низком диване, кивнул.
— Поднимись и слушай! — сказал он. — Подайте греку подушку.
Солдаты окружили его. Нубиец поспешно принес подушку, которую положил у ног своего повелителя. Эверард сел, поджав ноги. Во рту у него пересохло. Килиарх, которого Крез, как ему помнилось, называл Гарпагом, наклонился вперед. На фоне тигровой шкуры, покрывавшей диван, в роскошной красной мантии, окутывавшей его худое тело, мидиец выглядел старым: его длинные, до плеч волосы отливали сероватым блеском железа, темное горбоносое лицо было изрыто морщинами. Но пронзительные умные глаза внимательно смотрели на чужеземца.
— Ну, — сказал он по-персидски с сильным акцентом уроженца северных провинций, — значит, это ты — человек из Афин. Благородный Крез рассказал нам о твоем прибытии сегодня утром и о том, какие ты задавал вопросы. Поскольку речь может идти о безопасности государства, мне следует знать, кого же ты ищешь.
Он погладил бороду рукой, на которой блеснули драгоценные камни, и улыбнулся холодной улыбкой.
— Может случиться, что, если твои поиски не принесут вреда, я даже помогу тебе.
Он намеренно опустил обычные формы приветствия, не предложил угощения и вообще не принимал Меандра так, как положено принимать гостя. Это был допрос.
— Что ты хочешь знать, господин? — спросил Эверард.
Он-то прекрасно понимал, чего хочет Гарпаг, и в ожидании ответа испытывал острое чувство тревоги.
— Ты ищешь волшебника, который пришел в Пасаргады шестнадцать лет назад в одежде пастуха и творил чудеса.
Напряжение исказило голос хилиарха: он стал хриплым.
— Зачем тебе знать это и что ты еще слышал о человеке, одетом пастухом? Отвечай без промедления и не вздумай лгать!
— Великий господин, — заговорил Эверард, — дельфийский оракул предсказал мне, что я разбогатею, если узнаю судьбу пастуха, который вошел в столицу Персии в э… э-э-э… третий год первой тирании Писистрата. Больше ни о чем не ведаю. Ты же знаешь, господин, как темны предсказания оракулов.
— Так, так…
На худом лице Гарпага промелькнула тень страха. Он начертил в воздухе знак креста — символическое изображение Солнца в культе Митры. Потом небрежным тоном спросил:
— И что же ты узнал?
— Ничего, господин. Никто не мог сказать мне…
— Лжешь! — вскричал Гарпаг. — Все греки — лжецы. Берегись, ты впутался в нехорошее дело. С кем еще ты говорил?
Губы хилиарха задергались в нервном тике. Эверард и сам почувствовал холод и пустоту в желудке. Судя по всему, он приоткрыл завесу над какой-то тайной, которая, как считал Гарпаг, была надежно скрыта, тайной, настолько важной, что хилиарх решился даже на оскорбление Креза, под чьей защитой Меандр, как гость, находился согласно обычаям. А сам он мог полагаться только на кинжал. В эту эпоху ничего более надежного еще не изобрели. И, после того как дыба и клещи извлекут из чужеземца все, что ему известно… «Но что же, черт побери, мне известно?»
— Ни, с кем, господин, — сказал он. — Ни с кем, кроме оракула и бога Солнца, говорившего устами оракула, который прислал меня сюда. Впервые я рассказал об этом почтенному Крезу вчера вечером.
Гарпаг глубоко втянул в себя воздух, несколько обескураженный упоминанием божества, но тут же овладел собой.