Американская империя. Прогноз 2020–2030 гг.

Один из моментов, объясняющих поражение Х. Клинтон, – Ливия. Несмотря на неудачи в Афганистане и Ираке, США решили вести воздушные бомбардировки, чтобы свергнуть тирана Муаммара Каддафи. Каддафи был убит, но возник хаос, в результате чего погиб посол США в Ливии. Если опустить остальные возникшие проблемы, то решение свергнуть еще одного диктатора шло вразрез с американским опытом в Ираке или напряженностью в Сирии. Операция задумывалась в качестве гуманитарной интервенции, и технократия в Государственном департаменте США[34] видела в этом нравственно обоснованное предприятие с малым риском. В остальных аспектах касательно Ливии Клинтон потерпела сокрушительное поражение, но сильнее всего ее сломила политическая непоследовательность. Каждый раз, когда она расхваливала собственный успешный внешнеполитический опыт, вставал ливийский вопрос.

Неудача Клинтон в Ливии выявила слабое место технократии. Аргумент в пользу компетентности как основы политической власти зависит от успеха экспертов в управлении как их небольшой областью ответственности, так и обществом в целом. В каком-то смысле это оправдание власти любого класса, но у технократов это единственный и фундаментальный аргумент. Если они терпят неудачу, то их претензии на авторитет и обоснование собственной власти теряют силу. Когда технократы становятся правящей фракцией, их единственное стремление – преуспеть. Поскольку менеджмент и компетентность соотносятся, но не столь тесно, как можно было бы себе представить, то чем больше технократы внедряются в управление, тем меньшую роль играют их экспертные знания.

Эндрю Джексон претендовал на президентское кресло не потому, что был умнейшим человеком на свете. Он опирался на собственную отвагу и хитрость. Самый умный человек на свете крайне уязвим. От него ожидают того, чего он не может сделать, потому что сам по себе интеллект недостаточен для руководства страной. В обществе, основанном на экспертных знаниях, кажется очевидным, что тот, кто обладает ими, по природе своей должен встать у руля. Однако все не так просто. Технократы заявляли свои права на приобретенные знания. Им противостояли те, кто выступал за здравый смысл и моральные ценности.

Экономический интерес и культура сталкивались со времен администрации Буша. Данный конфликт был не очень ощутимым, потому что Республиканская и Демократическая партии поддерживали экономическую систему в том виде, в каком она существовала, а именно это в конечном счете и требовалось. Республиканцы, как правило, выступали против доминирующей культуры в вопросах сексуальных нравов и пытались обсуждать институциональную функциональность федерального правительства. Впрочем, последнее было в первую очередь формальностью, а первое предназначалось главным образом для цементирования традиционалистского крыла своей коалиции в партии.

При Бараке Обаме экономика начала сталкиваться с более интенсивным противостоянием – к примеру, с движением Tea Party[35]. Благодаря этому движению все чаще стал задаваться вопрос о праве федерального правительства вторгаться в общество как в идеологическом, так и в сугубо практическом смысле. В то же время демократы стали более категоричными в экономических, идеологических и культурных вопросах. Стороны начали отдаляться друг от друга. Тем не менее республиканский мейнстрим – сектор, откуда появлялись кандидаты в президенты, – оставался без изменений.

Однако внутри экономическая ситуация продолжала накаляться. 2008 год стал переломным моментом: последствия кризиса ипотечного кредитования навредили слабеющему классу больше, чем технократия. Важно отметить следующее: белому рабочему классу казалось, что федеральное правительство стремится защищать интересы всех, кроме них; при этом федеральная властная машина еле работала.

Белый рабочий класс полагал, что и технократия, и федеральное правительство отвернулись и от них, и от их экономических проблем, культурных ценностей и идеологии. В экономическом плане технократы справлялись относительно хорошо. Их моральные принципы получили распространение, и общая идеология, которую они проповедовали, доминировала. С точки зрения слабеющего класса его интересы были безразличны, если не враждебны, в той или иной степени обеим политическим партиям.

Несмотря на то что белый рабочий класс был дезорганизован и бедствовал в экономическом и социальном плане, он был все еще огромен и придерживался общих принципов. Он мог форсировать проблему, особенно в Республиканской партии – на фоне слабости властной структуры, выявленной движением Tea Party. При лучшей организации он мог бы стать мощной силой внутри партии. Должен был кто-то появиться, чтобы организовать этих людей, но этот кто-то должен был быть вне партии, не запутавшимся в паутине отношений, ратующих за базовую экономическую и социальную модель.