Американская империя. С 1492 года до наших дней

Все это уводит нас далеко от американской истории, в область воображения, но не отрывает полностью от нее. В прошлом были по крайней мере проблески таких возможностей. В 60—70-х гг. XX в. истеблишмент впервые не сумел добиться национального единства и патриотической лихорадки в годы войны [во Вьетнаме]. Имел место поток культурных изменений, еще невиданный в Америке, – в сексе, семье, личных отношениях – именно в тех областях, которые труднее всего контролировать обычным центрам власти. И никогда раньше не было такого единодушного недоверия к столь большому количеству элементов политической и экономической системы. В каждый период истории люди находили способы помогать друг другу – даже в рамках существования культуры конкуренции и насилия, – хотя бы на короткое время находить радость в работе, борьбе, дружбе, природе.

Нас ждут времена волнений, борьбы, но также вдохновения. Есть шанс, что такому движению удастся сделать то, что никогда не удавалось самой системе – осуществить большие изменения почти без применения насилия. Это возможно, так как чем больше людей, входящих в 99 % населения, начнут воспринимать себя как индивидуумов с одинаковыми потребностями, чем больше блюстителей и заключенных увидят общие интересы, тем изолированнее и неэффективнее будет становиться истеблишмент. Оружие элиты, ее деньги и информационный контроль окажутся бесполезными перед лицом решительно настроенного населения. Слуги системы откажутся поддерживать старый, ужасный порядок и начнут использовать свое время и пространство, которые дала им эта система, чтобы заткнуть рот, для ее демонтажа и в то же время для создания новой системы.

Как и раньше, узники будут восставать, и в непредсказуемые времена эти бунты станут принимать непредвиденные формы. Новым фактором нашей эры является то, что у блюстителей появился шанс присоединиться к заключенным. Мы, читатели и авторы книг, всегда в основном находились среди первых. Если мы поймем это и начнем действовать соответствующим образом, то не только наша жизнь сразу же станет более наполненной, но и наши внуки или правнуки, возможно, получат в наследство другой, прекрасный мир.

Президентство Клинтона

Восьмилетний президентский срок Билла Клинтона, харизматичного и красноречивого выпускника Йельской школы права, стипендиата Родса[252] и бывшего губернатора Арканзаса, начался с надежды, что этот неординарный молодой человек принесет стране то, что обещал, – «перемену». Но после окончания его правления не осталось шансов на то, что оно, как надеялся Клинтон, прославит его в истории как одного из великих президентов Америки.

Последний год пребывания главы государства в Белом доме был отмечен сенсационными скандалами по поводу его частной жизни. Что более важно, президент не оставил после себя смелых нововведений во внутренней политике и не отошел от традиционного националистического внешнеполитического курса. Во внутренних делах Клинтон вновь и вновь вел себя осторожно и консервативно, подписывая законы более угодные Республиканской партии и крупному бизнесу, чем демократам, все еще помнящим смелые программы Ф. Д. Рузвельта. В отношениях с зарубежными странами имели место тщеславные проявления военной бравады и заискивание перед «военно-промышленным комплексом», против чего в свое время предостерегал президент Д. Эйзенхауэр.

Клинтон оба раза победил на выборах с весьма небольшим преимуществом. В 1992 г., когда 45 % потенциальных избирателей не приняли участия в голосовании, он получил только 43 % голосов, Дж. Буш-старший – 38 %, а 19 % избирателей выказали свое недоверие к обеим партиям, поддержав кандидата от третьей партии, Росса Перо. В 1996 г. в выборах не участвовала половина населения, и в этих условиях за Клинтона в его борьбе против ничем не примечательного республиканского кандидата Роберта Доула проголосовали 49 % американцев, пришедших к избирательным урнам.

Наблюдалось явное отсутствие энтузиазма избирателей. На одной наклейке на бампере автомобиля можно было прочитать: «Если бы Бог хотел, чтобы мы голосовали, он дал бы нам кандидатов».

На церемонии по случаю второй инаугурации президент говорил о том, что народ стоит на пороге «нового века, нового тысячелетия». Он сказал далее: «В новом веке нам нужно новое правительство». Но действия Клинтона не соответствовали его риторике.

Случилось так, что инаугурация совпала со всенародным празднованием дня рождения Мартина Лютера Кинга, и президент несколько раз упомянул его имя в своей речи. Однако эти двое представляли очень разные социальные философии.

К 1968 г., перед своей гибелью, Кинг пришел к убеждению, что наша экономическая система в своей основе несправедлива и нуждается в радикальном изменении. Он говорил о «язвах капитализма» и требовал «радикального перераспределения экономической и политической власти».