Американская империя. С 1492 года до наших дней

Александр Гамильтон, являвшийся во время войны адъютантом Вашингтона, был одним из самых сильных и проницательных лидеров новой аристократии. Он так выразил свою политическую философию: «В каждом обществе есть разделение на меньшинство и большинство. Первое – богато и знатно, а второе – народные массы. Говорят, что глас народа – это глас Божий, но, несмотря на то что обычно эта максима цитируется и в нее верят, она вовсе не является правдой. Народ находится в движении, он изменчив и редко способен судить или определять, где правда. Дайте поэтому высшему классу четко определенное постоянное представительство в правительстве… Может ли демократическое собрание, ежегодно сменяемое из массы народа, постоянно стремиться к общественному благу? Ничто, кроме постоянного органа [власти], не способно сдерживать безрассудство демократии». На Конституционном конвенте Гамильтон предложил, чтобы президент и сенат избирались пожизненно.

Эта идея не была принята. Но Конвент не только не создал системы всенародного голосования, за исключением выборов в палату представителей, где ограничения устанавливались легислатурами штатов (которые почти везде требовали наличия собственности в качестве условия для получения права голоса), но и исключил из этого процесса женщин, индейцев и рабов. В Конституции предусматривалось избрание сенаторов законодателями штатов, президента – выборщиками, отобранными этими законодателями, и назначение членов Верховного суда президентом.

Проблема демократии в постреволюционном обществе США, однако, не сводилась лишь к ограничениям, налагаемым Конституцией на процедуру голосования. Она лежит гораздо глубже, за рамками этого документа, в разделении на богатых и бедных. Ведь если несколько человек обладают огромными богатствами и влиянием, если им принадлежат земля, деньги, газеты, церковь, система образования, то как может голосование, каким бы свободным оно ни было, вмешиваться в дела такой власти? И есть еще одна проблема: не естествен ли для представительного правительства, даже опирающегося на широкие слои общества, консерватизм, позволяющий предотвратить бурные перемены?

Пришло время ратифицировать Конституцию, подать голос на конвентах штатов. Для вступления ее в силу требовалось одобрение девяти штатов из тринадцати. В Нью-Йорке, где дебаты по поводу ратификации были особенно интенсивными, появилась серия анонимных газетных публикаций, которые могут многое поведать нам о сути Конституции. Эти статьи в поддержку принятия данного документа были написаны Джеймсом Мэдисоном, Александром Гамильтоном и Джоном Джеем, и вошли в историю как «Записки федералиста»[43] (оппонентов принятия Конституции стали соответственно называть антифедералистами).

В «Федералисте № 10» Дж. Мэдисон выдвигал аргументы в пользу того, что правительство, созданное согласно представительной системе, нужно для сохранения мира в обществе, раздираемом групповыми противоречиями. Источником этих споров «было различное и неравное распределение собственности. Те, кто ею владеет, и те, у кого ее нет, всегда составляют в обществе группы с противоположными интересами». Проблема, как говорил Мэдисон, заключалась в том, как научиться контролировать противостояние таких групп, базирующееся на имущественном неравенстве. Он утверждал также, что меньшинство может быть обуздано, если следовать принципу, что решения будут приниматься голосованием большинства.

Итак, реальную проблему, по Мэдисону, представляла бы фракция большинства, а Конституция как раз позволяла решить этот вопрос, говоря о «крупной республике», т. е. об огромной стране, охватывающей более 13 штатов, вследствие чего всем, кто захочет показать мощь, «будет труднее объединить свои силы и действовать заодно… Предводители крамольных сообществ могут зажечь пламя в пределах того непосредственного штата, где пользуются влиянием, но вряд ли им будет под силу распространить пожар на остальные штаты».

Аргумент Мэдисона можно рассматривать в качестве разумного довода о том, что следует иметь правительство, которое способно сохранять в обществе мир и помогает избежать постоянных беспорядков. Но разве цель этого института власти только в том, чтобы поддерживать порядок, выступать в качестве рефери, наблюдающего за двумя равными по силам борцами? Или все-таки у правительства есть особый интерес к тому, чтобы поддерживать определенный тип порядка, определенное распределение власти и богатства – распределение, в котором государственные чиновники являются не просто нейтральными арбитрами, а самыми непосредственными участниками [общественной жизни]? В этом случае беспорядки, которые могут вызвать их беспокойство, являются народными восстаниями против тех, кто монополизировал богатство общества. Такая интерпретация оправданна, когда мы задумываемся об экономических интересах и социальном статусе творцов Конституции.