— Это все на сегодня, — объявляю я. — На следующей неделе начнем с «Уэльских Триад». И не забудьте предоставить заключительные темы для ваших проектов!
Студенты заканчивают складывать свои вещи, а я возвращаюсь к своему столу, чтобы собрать свои. Несколько студентов подходят с вопросами и с выполненными заданиями, а после я остаюсь одна.
Спустя несколько минут, я смотрю на свободные места, и роюсь в памяти. Разумеется, я ничего не забыла, ничего не случилось, но меня сковывает ощущение беспокойства.
«У меня есть все, что нужно. Хорошая работа, дом, дедушка, который меня любит, кузина, которая по совместительству моя лучшая подруга», — напоминаю я себе.
Мне больше ничего не нужно. Всего, что у меня есть, достаточно.
Но тогда почему я все время чувствую себя потерянной?
Мой кабинет в «Джорджтауне» небольшой и используется еще двумя преподавателями, поэтому заполнен столами, папками и книгами, а также огромными стопками работ. Мне нравится. Я настолько это люблю, что иногда остаюсь тут на ночь, вместо того чтобы ехать в свой таунхаус рядом с парком Дамбартон (который я могу себе позволить только потому, что он принадлежит дедушке Лео, который и слышать не желает об арендной плате). В этом что-то есть… Ты в старом каменном здании, один в коридоре с пустующими классами, темнота из окон, заполняющая все комнаты… Легче представить, почему я жаждала этой жизни. Жизнь с книгами вместо поцелуев. Жизнь, в которой предупреждение Мерлина больше не казалось проклятьем, а скорее выбором.
Я привыкла работать до поздней ночи, оставаясь последней в здании английского факультета, и сегодняшний день не исключение. Я проверяю несколько работ и затем перехожу к книге, которую пытаюсь написать — литературное исследование королевской власти, описывающее множество легенд об Артуре.
Знаю, это звучит скучно, но клянусь, это не так. По крайне мере, не для меня. В конце концов, однажды я встретила настоящего волшебника, моего собственного Мерлина… Хотя повзрослев, теперь я могу только рассмеяться над идеей магии и сказать себе, что то предупреждение было лишь глупостью.
Все-таки я проигнорировала его дважды, и ничего не произошло.
Не считая того, что мое сердце дважды было разбито, ничего не произошло.
Я глубоко погружаюсь в воспоминания, пытаясь воссоздать свои вчерашние размышления о лидерстве в Темные века, но меня прерывает ощущение, словно кто-то стоит позади меня.
Кто-то реально стоит позади меня.
Я поворачиваюсь в кресле и вижу мужчину. Он стоит, прислонившись к дверному косяку скрестив руки на груди. Даже через застегнутый пиджак ярко-синего костюма видно, как сшитые на заказ брюки плотно сидят на бедрах, как белый шелковый галстук ровно свисает под пиджаком. Я, сглотнув, инстинктивно наклоняюсь к нему.
Голубые глаза и легкая небритость. Высокие скулы, прямой нос, полные губы и высокий аристократический лоб. Лицо, созданное для размышлений; лицо, созданное для викторианских романов или драмы периода Регентства; лицо, которые могло стать прототипом героя книги Джейн Остин.
Я знаю этого человека.
Эмбри Мур.
Я вскакиваю на ноги.
— Господин вице-президент. Я не…
Его глаза мерцают. На самом деле, он на год младше президента Колчестера, который занял своей пост полгода назад, в возрасте почти тридцати шести лет. Но годы, проведенные на солнце во время четырех сроков службы, даровали ему крошечные морщинки вокруг глаз, которые видны лишь при улыбке.
Как сейчас.
Я снова сглатываю.
— Чем могу помочь вам, господин вице-президент?
— Пожалуйста, не зови меня так.
— Хорошо. Чем могу помочь, мистер Мур?
Он заходит в кабинет, и я чувствую его запах. Немного напоминающий перец. Или цитрус.
— Что ж
О боже.
Я смотрю за него, и он отмахивается.
— Моя служба безопасности ждет в коридоре. Они нас не слышат.
Мне следует спросить, почему он здесь, в «Джорджтауне», в моем кабинете, под полночь. Следует спросить, почему не позвонил или не написал, или почему со мной не связался его секретарь. Но вместо этого я спрашиваю:
— А не поздно для ужина?
Он смотрит на часы.
— Может быть, но я уверен, что любой ресторан, который ты выберешь, будет рад принять нас. Я уверен, что в этом городе нет человека, который бы не задолжал Лео Галлоуэю хотя бы один раз.
— Я не бросаюсь именем деда, — говорю я. — Это неприятное чувство.
— То, что ты хочешь забыть, кто ты есть, еще не значит, что остальные смогут, — мягко отвечает он.
Я делаю шаг назад. Сглатываю. Задавленный гнев с осторожностью просыпается от пятилетнего сна. Потому что Эмбри явно преуспел меня забыть.
— Почему ты прячешься здесь? — спрашивает он, делая шаг навстречу. Его голос мягкий, слишком мягкий, напевает мне на ушко, чтобы потом сломить.
Мне следовало догадаться.
— Я не прячусь, — говорю я, кивнув головой на стол, заваленный бумагами, книгами и ежедневниками «Молескин». — Я работаю. Преподаю. Пишу книгу. Я счастлива.